* * *

А она совсем была не такая!
Друзья звали Машу «Мышкой». Почему Мышкой? Этого Маша уже и не помнит: может, это от сокращения фамилии Мышкина; может, от имени Маша; может, потому, что была она невысокого роста…. Но «серой мышкой» она уж точно не была!
Бог не обделил девушку ни умом, ни внешними данными – стройная, с точёной фигуркой, чуть ниже среднего роста. Копна каштановых  с рыжим отливом локонов, собранных на затылке заколкой,  обрамляли немного бледное лицо. Маша почти не пользовалась косметикой, и поэтому сейчас на щеках прямо-таки пылал румянец. Карие глаза с широко раскрытыми зрачками лихорадочно блестели и казались практически чёрными. Аккуратный носик, чувственные губы. Многие считали Машу весьма и весьма привлекательной.
Но жизнь не баловала её. Маша была поздним  и долгожданным ребёнком. Мама долго не могла иметь детей и когда, наконец, это случилось, врачи вынесли свой приговор – рожать нельзя – слабое сердце. Но женщина решила родить, во что бы то ни стало, и пошла на хитрость. Врачам она сказала, что мужа срочно перевели служить в другой город и аборт она сделает уже там. Мама умерла во время родов…. Девочку назвали и зарегистрировали Мариной – как мечтала мама, но дома её звали Машей – по имени, данному ей при крещении. Малышка росла умной и спокойной. Ей не исполнилось и трёх, когда «при исполнении» погиб отец – офицер-военный, и бабушка заменила ей родителей. «Они слишком любили друг друга и не смогли врозь» - говорила бабушка, приходя на общую могилу дочери и зятя. Бабушка Лиза сама рано овдовела и замуж больше не вышла. На вопрос внучки «Почему?», всегда отвечала одинаково – «Не встретила больше такого, каким был дедушка». Она жизнь посвятила дочери, а потом и внучке. По линии отца у Маши не было никого. Вообще-то, кто-то и где-то был, но она их не знала, да и те люди не знали о ней, так как отец был детдомовским, да ещё и подкидышем. Вот и выходило, что кроме бабушки, родных у Маши никого не было в целом свете.
Маша и бабушка были лучшими подружками. Елизавета Степановна никогда не сюсюкала с внучкой, говорила с ней, как с равной. Она терпеливо отвечала на все детские «почему», приучая внучку искать ответы на вопросы и самостоятельно. Работая в центральной библиотеке, ей было легко найти необходимую литературу и предложить Маше прочитать о том, что её интересовало. Она приветствовала в девочке пытливость ума и поэтому при случае всегда покупала ей всевозможные иллюстрированные детские энциклопедии.
Маша рано научилась читать и зачитывалась сказками, придумывая им продолжения, представляя себя Золушкой, Спящей красавицей, Белоснежкой. В школе она увлеклась историей и фантастикой. Её одинаково привлекало прошлое и будущее. Вечерами Маша восторженно рассказывала бабушке о королях и королевах, о далёких невиданных планетах и мирах. При этом она постоянно мечтала то побывать на раскопках древних городов и найти легендарную Атлантиду, то стать первопроходцем в неизведанных галактиках. В своих фантазиях она представляла себя царицей Клеопатрой или княгиней Ольгой, воображала встречи с инопланетянами.
Позже, в старших классах,   когда Маша впервые осознала себя объектом  внимания со стороны мальчишек, она увлеклась женскими романами и прямо-таки «проглатывала» их за один-два вечера. Это увлечение не очень радовало бабушку: ни к чему забивать голову романтикой, когда на дворе мир с каждым днём всё больше ожесточается. Но, наверное, мало найдётся девчонок, которые не мечтали бы о прекрасной любви, как у Джульетты (но со счастливым концом). И какая из них не видели себя на месте юной Ассоль рядом с отважным капитаном Греем или  Изольдой в объятиях Тристана…. В общем, Маша «летала в облаках».
В школе у Маши была подруга Наташка. Многие удивлялись их дружбе. Девочки были почти полной противоположностью и именно это, наверное, и делало их дружбу такой крепкой. Маша была прирождённым гуманитарием. Наташка же, напротив – «технарь». Девочки часто готовили уроки вместе, помогая друг другу. Маша научилась играть на гитаре отца и иногда писала песни, неплохо рисовала, копируя иллюстрации из книг и журналов. Наташка же увлекалась королевскими видами спорта - теннисом и конным поло. Тихая и скромная Маша никогда не могла постоять за себя и за неё это делала прямолинейная и даже чуть резковатая Наташка – огонь-девчонка. С её-то легкой руки, и стали школьные друзья называть Машу Мышкой, и это прозвище закрепилось за ней в классе.
После окончания школы пути подружек разошлись. Наташка  поступила на модный и мало понятный по тем временам факультет менеджмента. Она толком и не знала, чем именно будет заниматься после окончания учёбы, но слово «менеджер по персоналу» просто гипнотизировало Наташкино сознание, и было песней для её слуха. Маша же, тихая и спокойная, чересчур романтичная натура, поступила на искусствоведческий, и с головой окунулась в изучение творчества художников средневековья и эпохи Возрождения. Это были любимые периоды истории Маши – времена рыцарей и прекрасных дам.
Всё та же Наташка, заскочив как-то в академию к Маше, чтобы пригласить на свадьбу, назвала её при однокурсниках Мышкой, и это прозвище крепко прицепилось к девушке и на студенческие времена. Всё же «Мышка» - было как-то привычнее по сравнению с тем, как называли её однокурсники – Маня, Маняша - звучало это как кличка коровы или козы. Так что Маша даже была рада старому прозвищу.
На втором курсе Наташка выскочила замуж за спортсмена, но уже на третьем развелась. К концу учёбы она ещё раз связала себя узами Гименея, но, как оказалось, только ради престижного распределения. Получив работу в одном из шикарнейших отелей города, она чуть ли не на следующий день подала на развод. И на всех свадьбах подруги, Маша была свидетелем. Наташка порхала от одного брака к другому с такой беззаботной лёгкостью, как Стрекоза из известной басни. Маша не осуждала подругу. Для неё это было неудивительно, так как и среди однокурсниц Маши были такие «Наташки», которые не столько интересовались учёбой, сколько «удачно устроиться в жизни». Машу удивляло только то, что девушки с лёгкостью меняли женихов и мужей, как обувь или одежду по сезонам года.
Маша не была «синим чулком». Она не гналась за модой, но, зная, что ей идёт, а что нет и, благодаря тому, что бабушка научила её шить и вязать, всегда была одета «с иголочки». Девчонки-однокурсницы частенько выпрашивали у неё стильные вещички на свидания или дискотеки. И Маша не отказывала. Она вообще не умела отказывать людям, о чём не раз жалела и выслушивала от бабушки упрёки. Елизавета Степановна частенько читала Маше морали о том, что весь мир не обогреешь и пора уж подумать и о себе. Маша обещала, что это было в последний раз, но, когда кто-то из однокурсников просил «доработать» курсовую, соглашалась и ночь, а то и две, сидела, исправляя, а порой и переписывая всю роботу.
Кавалеров у Маши хватало всегда. Она нравилась мальчишкам в школе, парням в институте. Были романы и потом. Кавалеры были разные. Был маменькин сынок, и с ним она рассталась через два дня. Ухаживал за ней,  такой себе, «хозяин жизни». После его поцелуя,  Маше захотелось  вытереть губы, и тогда она попросила его больше ей не звонить. Познакомили как-то Машу с  этаким «мачо», который в первый же вечер попытался залезть к ней под юбку, а в ответ на пощёчину кричал в след уходящей девушке: «Тебе сколько лет, что ты из себя недотрогу корчишь?» Мерзко, гадко было тогда на душе!
Но и хорошие парни ей встречались – весёлые, добрые, внимательные. И, наверное, искренне любили её. Несколько раз ей предлагали руку и сердце. Она могла бы выйти замуж, родить детей и жить, до глубокой старости с одним из них. Маша даже пару раз была влюблена не на шутку. Но не было среди них, кому нравилась она, того единственного, с кем бы она хотела связать свою жизнь. Стоило только представить кавалера в роли мужа, и влюблённость улетучивалась, как туман от порыва ветра. Значит, не любила, а толь лишь была влюблена? А Маше хотелось любви как в романах – «большой и чистой» – чтоб до головокружения, пылкой и страстной!
Наташка постоянно старалась вернуть подругу с небес на землю и не раз пыталась познакомить её с друзьями мужа или очередного кавалера. Особенно остро переживала «неустроенность» внучки бабушка. Елизавета Степановна видела, что вырастила внучку неисправимым романтиком и винила в этом себя. Переживала, что когда не станет её, наивность Маши может сыграть с ней злую шутку, и больше всего боялась, что найдётся какой-нибудь подлец, который разобьет ей сердце, погубит веру в настоящие чувства. Вслух она никогда ничего не говорила, но каждый раз, когда Маша бежала на свидание, пристально вглядывалась в глаза нового кавалера внучки – словно старалась рассмотреть его душу. Бабушка часто говорила, что глаза – зеркало души и верила, что так оно и есть.
Машу можно было бы назвать ветреной, если бы не её требовательность в выборе спутника жизни. Возможно, она ставила слишком высокую планку для своего избранника, и поэтому никому ещё не удалось преодолеть этот рубеж. Но лишь бы замуж, Маша не хотела. Она мечтала, что только раз в жизни наденет свадебный наряд, и будет это на всю жизнь.
Маша всё ещё ждала того единственного – своего Принца. Но его всё небыло...

А теперь, эти люди могли подумать невесть что про неё и от этого Маше стало стыдно, будто она и впрямь сделала что-то недопустимое. Девушка виновато взглянула на старушку, перевела взгляд на Георгия, и смущённо улыбнулась...

* * *

Маша включила свет и открыла дверь ванной комнаты. Такое она видела только в журналах и в зарубежных фильмах!
Помещение было размером с её спальню. Запах краски здесь чувствовался сильнее, но не был резким. Пол был выложен мелкой стеклянной плиткой как мозаикой - морское дно, растения и обитатели моря. Дверь изнутри  декорирована под водоросли. Стены были расписаны так, что казалось, будто всё вокруг слегка колышется в такт прибою. Плитка пола поблёскивала, отражая свет, бросая блики на стены, отчего складывалось впечатление, что заходишь в воду. Это впечатление усиливала перегородка-аквариум с экзотическими морскими рыбками и даже маленьким осьминогом. Почти вплотную к аквариуму сверкал перламутром умывальник в виде  открытой раковины моллюска. Нижнюю его створку – умывальник - поддерживал белый «куст коралла», а в верхней створке  было вмонтировано зеркало. Возле раковины стояли два кованых «деревянных» сундука: большой и поменьше. За перегородкой-аквариумом, доходившей почти до самого потолка, располагалась практически незаметная полукруглая душевая кабина со стеклянной матовой дверкой. А во всю ширину стены, напротив двери, была огромная ванна в виде затонувшей шлюпки с корабля, напоминавшая скорее маленький бассейн.  В стене, справа от входной двери, были вмонтированы подсветка и маленькие зеркала. Они располагались так, что создавалось впечатление поднимающихся к поверхности-потолку пузырьков воздуха.
Маша несколько минут просто смотрела на всё это великолепие, затаив дыхание, и на какое-то мгновение ей показалось, что она попала в съёмочный павильон, где снимали сказку «Русалочка». Подойдя, наконец, к раковине, она открыла воду и тут в дверь тихонько постучали. Из-за двери послышался голос Георгия:
- Маша, возьмите полотенце в большом сундуке. Открывается он как обычный комод. Жидкое мыло на полочке у раковины. Вам больше ничего не нужно?
- Спасибо, нет. – растерянно отозвалась девушка. - Я только умоюсь и сполосну руки.
Маша протянула руки к воде, наклонилась над раковиной и тут вдруг заметила, что на пальцах нет колец. Она несколько раз повернула руки то вверх, то вниз ладонями, не понимая, как такое могло случиться и, стараясь вспомнить - когда же она их сняла? Она точно помнила, что  перед выходом из дому, на левом безымянном пальце было колечко - подарок бабушки к выпускному баллу в школе. Его Маша носила постоянно – вроде талисмана. А вот на средний палец правой руки она надела  перстенёк с бриллиантами, который был реликвией их семьи в нескольких поколениях. Его в комплекте бабушка подарила Маше на окончание академии. Решив, наконец, что кольца, наверняка, лежат в сумочке, она набрала воды, чтоб умыться. Плеснув в лицо несколько раз, Маша выпрямилась, взяла полотенце и, заметив, что тушь под глазами слегка растеклась, достала из пачки на полочке салфетку. Она подправила макияж, выкинула салфетку и потянулась к волосам - подобрать выбившиеся пряди.  Маша побледнела – в ушах не было серёжек! Не оказалось на шее и колье. Перстенёк, серьги и колье составляли единый гарнитур. Их Маша одевала только по праздникам и особо торжественным случаям. Теперь их не было…. Резкая боль в висках напомнила о себе и Маша невольно вскрикнула.
«Нет, наверное, я сняла их и положила в сумочку. Они, наверняка, лежат там. Там? Но где? Где я могла раздеться, снять украшения и оставить сумку? И вообще что это за дом, подъезд? Где я? Как сюда попала? Ничего не помню!» - Маша, потирая виски,  лихорадочно пыталась восстановить в памяти события этого дня, но боль  мешала сосредоточиться.
- Маша, что-то случилось? Вы в порядке? Мне показалось, что вы кричали… - услышала девушка через дверь взволнованный голос Георгия.
Она открыла дверь и вышла из ванной. Гера уже переоделся и предстал перед ней в красивом костюме кофейного цвета и бежевой рубашке, с галстуком в руке. У неё был такой растерянный вид, что Георгий взяв её за плечи, заглянул в глаза и ещё раз переспросил – всё ли в порядке? Маша только пожала плечами:
- Голова сильно болит. Приступы всё сильнее. У вас найдётся что-нибудь от головы?
- Да, конечно! Одну минуту! – Георгий исчез в темноте кухни и почти сразу же вернулся, держа в одной руке стакан с водой, в другой – какую-то белую капсулу. Он протянул её Маше, - Вот, пожалуйста!
Маша недоверчиво посмотрела на капсулу. Это не было привычной таблеткой анальгина или аспирина.
- Что это?
- Не бойтесь, не наркотик и не яд, - успокоил Георгий. – Это одно из новейших средств. Мне его друг подарил. Волшебное средство от многих недомоганий. Вот увидите, эффект быстрый и качественный. Сам не раз уже опробовал.
Маша проглотила капсулу и запила водой.
- Спасибо! – поблагодарила она, возвращая стакан.
- „Спасибо” скажете, когда почувствуете, что боль прошла.
- Молодёжь, прошу к столу! – послышался за спиной Георгия голос Андрея Максимовича. – Надо успеть проводить старый год, а до нового осталось  всего полчаса!

Маша, в сопровождении мужчин вошла в комнату, которая была раза в три больше прихожей. Целую стену и ещё половину второй занимало окно, задрапированное великолепными шторами. Мебели в комнате почти не было. Сервированный круглый стол, вокруг него - четыре стула, музыкальный центр прямо на полу и телевизор над камином – вот и всё убранство этой комнаты. Тут тоже чувствовался лёгкий запах краски, но он смешивался с запахом хвои. В «стеклянном» углу комнаты, на журнальном столике, красовалась небольшая ёлка. Она была украшена конфетами, шоколадными медальками и фигурками. Так украшала ёлку бабушка  для Маши. На глаза навернулись слёзы, но девушка  улыбнулась, вспоминая праздники недалёкого детства…

* * *

Софья Михайловна стояла у камина. Он был электрический, но очень похож на настоящий – подрагивающее пламя и даже легкий запах сосновых дров, «потрескивающих» в огне. Эта  полупустая комната казалась уютной в отсветах камина.
- Чем-нибудь помочь? – поинтересовалась Маша.
Женщина взглянула на девушку и с тревогой спросила:
- Вы здоровы, голубушка? Вы так бледны…
- Да, спасибо! Голова разболелась, но уже лучше. – поблагодарила Маша и, повернувшись к Георгию, добавила, - Средство, действительно, хорошее. Боль почти прошла.
- Тогда, прошу к столу! – Софья Михайловна жестом пригласила садиться.
Георгий отодвинул стул женщине, а Андрей Максимович ухаживал за Машей. Стол был великолепен! Маша представила, сколько времени и сил приложила эта хрупкая  и немолодая женщина, чтоб столько приготовить! Видимо, дорогих гостей они ждали. Георгий включил висящий над камином телевизор и сел за стол.
- Гера, а где ваш галстук? - прошептала Софья Михайловна, наклонившись к Георгию.
- Я забыл его в кухне, когда искал Маше таблетку. Ну, да так уже и будет! – С этими словами он расстегнул две верхних пуговицы рубашки.
Князь разливал по бокалам белое вино:
- Сонюшка, у тебя, кажется, был тост!
Женщина подняла бокал, обвела окружающих взглядом:
- Поблагодарим год уходящий за всё, что он нам принёс. Радости этого года пусть станут для нас добрыми воспоминаниями, а печали и невзгоды – укрепят наш дух и добавят жизненного опыта. За уходящий год!
- За уходящий год! – подхватили все, подняв бокалы.
Пригубив вина, Георгий поставил бокал и, принявшись ухаживать за дамами, произнёс:
- Мне особо и благодарить-то этот год не за что… больше опыта, чем радости было.
- Не гневите Бога, мой друг! – перебила его княгиня. – Поверьте моим сединам и моему опыту – вы, Гера, скоро будете благодарить именно этот год за то, что он вам подарил!
С этими словами она многозначительно посмотрела на девушку, которая отвлеклась и не слышала этих слов, выбирая бутерброд с протянутой князем тарелки. Княгиня понизила голос до полушёпота:
- По-моему, это и есть новая страница вашей, Гера, жизни…. Я крайне редко ошибаюсь в людях, а тут мне кажется, что её вам сам Бог послал. Или дед Мороз?
- Вы так думаете? – так же тихо ответил Георгий, любуясь прелестным профилем случайной гостьи.
- Именно так! Интуиция меня не подводила и хороших людей я чувствую сразу!
- О чём это вы шепчетесь?  - поинтересовался князь, положив свою руку на руку жены.
- Решаем, какое шампанское открыть – «Советское» или венгерское? – слукавила княгиня.
- Будем патриотами! – старик, подмигнув жене, подвинул ближе сервировочный столик, на котором стояло ведёрко со льдом и бутылкой шампанского.
Стрелки часов становились всё ближе. Президент страны поздравлял народ с наступающим годом, но за столом никто его не слушал. Софья Михайловна и Андрей Максимович только делали вид, что внимательно слушают и, украдкой бросая взгляды, то на девушку, то на соседа, изредка многозначительно переглядывались. Для стариков не укрылось то, что Георгий тоже только делал вид, будто слушает речь, стараясь незаметно разглядеть гостью.
Ему нравилось то, что на девушке практически не было косметики и  выглядит она естественно, а не как размалёванная кукла или карнавальная маска. Бледность кожи говорила о том, что она работает в помещении и мало бывает на воздухе. Он заметил, как она смущалась и даже покраснела, когда они были ещё на лестнице. Это говорило про её скромность и стыдливость – редкие качества для современной молодёжи. Ему нравилось  то, что она не была коротко стрижена, а локоны подколотых на затылке волос блестели, отражая свет телевизора и камина. Девушка сидела к Георгию в пол-оборота, и ему было неудобно заглянуть ей в лицо. Но даже то, что он успел разглядеть украдкой, ему нравилось. А ещё он поймал себя на том, что, рассматривая гостью, мысленно повторял её имя – Маша, Машенька, Мария…
Маша тоже делала вид, что слушает поздравление президента, но на самом деле мысли её были далеки от этого. Она старалась вспомнить последние часы, до того момента как очнулась в подъезде, и с ужасом понимала, что не может этого сделать. Что же случилось? Как она попала в незнакомый подъезд? С кем-то или одна? Где её шубка и шапка? Где сумочка с деньгами и мобилкой? И в сумочке ли кольца, серьги и колье? Вопросов было много, а ответов Маша не находила…
Часы с телевизионного экрана начали отбивать двенадцать ударов. Со стороны кухни донеслось кукование кукушки. Маша очнулась от своих тяжких размышлений и удивлённо посмотрела на Георгия.
- Не опоздала, старушка! – весело подмигнул он. – Это память о детстве. Жаль выбросить, вот и повесил на кухне – так веселее.
Андрей Максимович выстрелил пробкой шампанского и налил вино в бокалы:
- Загадайте желание, пока бьют часы!
- А если их много? – спросила Маша
- Успеете все загадать, значит все и исполнятся! – заверил князь.
На последнем ударе раздался звон бокалов и, не сговариваясь, все дружно крикнули «Ура!». Экран телевизора пестрел многоцветьем салюта. За окном тоже блестели брызги фейерверков. Тёмное небо то и дело озарялось очередной многоцветной вспышкой.
- А у меня тоже есть маленький домашний салют! – радостно заявил Георгий.
- Это как же? – удивилась Софья Михайловна.
- Сейчас увидите, - заговорщицки прошептал Гера и вышел в прихожую.
Вернулся он с двумя коробками в руках. В одной из них был фейерверк, а в другой обычные хлопушки и бенгальские огни.
- Идём на террасу? – предложил он гостям.
- Нет. Для стариков это слишком холодно! – возразила Софья Михайловна.
- Да, - поддержал её супруг. – Мы уж тут, через окно полюбуемся. А вы идите.
Георгий принёс для Маши свою куртку, накинул ей на плечи и, отдёрнув штору на окне, открыл стеклянную дверь. С улицы ворвались звуки хлопков и свист разрывающихся петард вперемежку с радостными криками людей, восторженным визгом резвящихся детей и веселящихся подростков. Маша и Георгий вышли на просторную террасу, охватывающую весь стеклянный угол комнаты. Кованая ажурная ограда террасы покрылась инеем и выглядела нежным сказочным узором. Пока Георгий готовил установку, Маша залюбовалась открывшимся видом с террасы. Город весь сиял огнями. Праздничное убранство улиц, неоновые вывески магазинов и рекламных щитов, взмывающие ввысь то тут, то там россыпи праздничных салютов – всё это зрелище захватывало дух. Маша обернулась и, в освещенном окне, увидела два слившихся тёмных силуэта. Андрей Максимович обнял жену за плечо и стоя так у окна, они ждали обещанного салюта.

* * *

Они старались не смотреть друг на друга и вошли с видом нашаливших детей, ждущих, если не покарания, то, по меньшей мере, упрёка или замечания со стороны «взрослых». Старики сидели за столом и смотрели, или делали вид, что смотрят, телевизор.
- Великолепное зрелище! – повернувшись от телевизора к вошедшим Гере и Маше, произнесла Софья Михайловна.
Что она имела ввиду? Фейерверк на террасе? То, что увидела там помимо фейерверка? Или шоу по телевизору? Этого уточнять не стали ни Гера, ни Маша. Оба чувствовали неловкость из-за того, что произошло во время запуска ракет, но в то же время ощущали, что с этим поцелуем  между ними проскочила какая-то искра. Они молча сели за стол. Маша взяла недопитый бокал с вином, а Георгий ковырял вилкой салат у себя в тарелке. За столом повисла тишина. Только голубой экран телевизора мелькал и звенел новогодним шоу.
-  Что притихли все? – весело поинтересовался Андрей Максимович.
- Действительно? – подхватила Софья Михайловна. – Будем считать, что минута молчания по ушедшему году закончилась.
Князь разлил по бокалам  шампанское и обратился к сидящим:
- Если позволите, несколько слов. Тост, не тост, но хочу сказать.  – Все взяли бокалы. Князь поднялся, обвёл всех взглядом  и, глядя куда-то вдаль, будто смотрел в своё прошлое, начал:

Я солнце пил, как люди воду,
Ступая по нагорьям лет
Навстречу красному восходу,
Закату красному вослед.

В краю вершин, крутых и гордых,
Где у сердец особый пыл,
Я звёзды пил из речек горных,
Из родников студёных пил.

Из голубой небесной чаши
В зелёных чашах и лугах
Я жадно воздух пил сладчайший, 
Настоянный на облаках.

Я пил снежинки, где тропинки
Переплелись над крутизной.
Я помню: таяли снежинки,
В пути пригубленные мной.

Я вёсны пил,  когда о севе
В горах пекутся там и тут.
Где крепок градусами Север,
Я пил мороз, как водку пьют.

Когда я грозы пил, бывало,
Чья слава землям дорога,
Как будто верхний край бокала,
Сверкала радуга-дуга.

И вновь шиповник цвёл колючий,
Сочился хмель из тёмных скал.
Я, поднимавшийся на кручи,
Хмельные запахи вдыхал.

Земной красой я упивался,
Благословлял её удел.
Не раз влюблялся, убивался
И песни пил, как песни пел.

Людской души сложна природа, -
Я пил с друзьями заодно
В час радости – бузу из мёда,
В час горя – горькое вино.

И если сердцем пил,  то не пил
Забавы ради и утех.
Я Хиросимы видел пепел,
Я фестивалей слышал смех.

И, резко дунув, как на пиво,
Чтобы пустую пену сдуть,
Пил жизни суть: она не лжива,
Она правдива – жизни суть.

Люблю, и радуюсь, и стражду,
И день свой каждый пью до дна,
И снова ощущаю жажду,
И в том повинна жизнь одна.

Пускай покину мир однажды
Я, жажды в мир не утоля,
Но людям жаждать этой жажды,
Покуда вертится Земля.

На минуту-другую в комнате снова воцарилось молчание. Только телевизор тихонько что-то вещал со стены, и слышно было «потрескивание» камина. Андрей Максимович обвёл всех взглядом и, с мягкой улыбкой человека повстречавшего добрых друзей, подняв бокал, бодро заключил:
- Я пью сейчас за вечные стремления человечества – за жажду Жизни и Любви! Только они созидательны и имеют смысл в этом мире. Всё остальное – на поверку, выявляется пустым, а порой, и разрушительным…. За  ЖИЗНЬ и ЛЮБОВЬ, которые вновь поселятся в этом доме! Да будет так!
С этими словами он перевёл взгляд на жену. Она смотрела на него со слезами на глазах. Она знала и понимала, о чём хотел сказать её муж. Они, знали о том, чего пока ещё не знала Маша.  Андрей Максимович многозначительно взглянул на Георгия. Георгий тоже понял, о чём говорил  этим тостом старик. Он с благодарностью посмотрел ему в глаза, и слегка кивнув головой, чуть заметно улыбнулся. Маша сидела поражённая сказанным и не заметила всех этих взглядов. Тогда она могла лишь восхищаться стихом и памятью старика. В его-то годы стихи наизусть! И не две-три сточки или пару куплетов…. Только когда все трое посмотрели на неё, она вдруг почувствовала, что эти слова были обращены и к ней, и не просто так. Дружный звон бокалов прозвучал торжественно, отчего последние слова князя приобрели оттенок некоего заклинания или молитвы, а Георгий, чуть склонившись к Маше, прошептал:
- А вы, Маша, верите в любовь? В любовь с первого взгляда.
Девушка немного смутилась, вспомнив поцелуй, и не знала что ответить. Конечно, в любовь она верила и до сих пор мечтала о ней! Но она никогда не думала, что это чувство может прийти вот так, вдруг, и испытать его можно к человеку, которого едва знаешь. Даже читая «женские» романы, Маша всегда удивлялась и не понимала героев книг, которые могли с одного только взгляда испытывать именно любовь к мало знакомому  или вовсе незнакомому человеку. Она считала, что чувство любви должно зародиться и пройти несколько этапов, вроде взросления, прежде чем его можно будет с уверенностью назвать Любовью. Только так! А иначе это всё, что угодно – страсть, притяжение полов, инстинкт, влюблённость, - но только не любовь! Так считала она тогда. И если бы Георгий задал этот вопрос ей ещё пятнадцать-двадцать минут назад, она бы, непременно, именно так и ответила ему. Но сейчас она не знала что ответить. Губы всё ещё помнили нежное прикосновение его губ, и от этих воспоминаний становилось горячо в груди, а по телу расплывалась какая-то истома. Она не понимала, что происходит с ней, не понимала этих своих чувств. Боясь показаться смешной или оскорбить Георгия в лучших его чувствах, Маша только пожала плечами и с едва уловимой улыбкой, спросила:
- А бывает, «с первого взгляда»? Может, взгляд  был не таким уж и первым?
- Смотря, какой взгляд считать первым. – так же загадочно ответил ей Георгий.
Они оба улыбнулись, и неловкость между ними исчезла. У обоих было такое чувство, что они знали друг друга уже давно. Как будто они уже где-то встречались и, вроде как были знакомы, но жизнь по каким-то причинам развела их в разные стороны, а теперь вот вновь свела при таких странных и даже загадочных обстоятельствах.

* * *

Старики ещё во время танго заметили, что молодёжь, танцуя, о чем-то оживлённо разговаривали. Иногда  князь, действительно, нашёптывал жене на ухо что-то вроде: «Помнишь, Софи, как мы танцевали это танго впервые? Ты была необычайно хороша в том голубом платье! Я просто был покорён твоей красотой и тогда решил тебе признаться». С рассеянной улыбкой она отвечала ему: «Ты даже не заметил, что на этом платье было море дырочек от моли…. Его мне отдала Гертруда – хозяйка, когда моё платье просто разлезлось на нитки от старости. Мы танцевали в амбаре, где Штайнцы устроили всей прислуге и работникам новогодний вечер…Ты помнишь тот новый год?»
- Да, тогда они устроили нам настоящий праздник, если можно так сказать. Еды, правда, было немного, но маленький бочонок пива и патефон – были грандиозным подарком для нас.
- Да, не все немцы были жестоки. Были среди них и порядочные люди. Нам ещё повезло тогда с хозяевами…
- Верно! Из-за их доброты ты и влюбилась тогда в их сына – не без укора произнёс князь.
- Андрей, ты хочешь меня обидеть?
- Нет, что ты, Софи! Но ты знаешь, что я ревную тебя к нему, а в то время - вообще готов был его убить!
- Знаю, знаю, дорогой! Но юности свойственно ошибаться и не замечать того, что в зрелые годы становится очевидным. Кто же мог тогда подумать, что в тот вечер не только я стала объектом его внимания. Что он тогда задумал и что я буду не первой его жертвой.
- Но зато последней, - не без сожаления и горечи в голосе возразил старик.
- Ах, полно, Андрюша! Сколько можно возвращаться к прошлому, терзаться самому и меня мучить!
- Прости, родная! Я не хотел этого, само как-то вышло…. – с этими словами он поцеловал жене руку, крепче прижал её,  и, повернув голову к другой танцующей паре, поспешил сменить, не очень приятную для обоих тему. – Сонюшка, а тебе не кажется, что Георгий сегодня вечером какой-то не такой, как обычно? Ещё днём, когда он отправлялся в пригород, он был не особо разговорчив и даже мрачноват для праздничного-то дня. У меня создалось впечатление, что едет он туда без особого желания. А теперь…. Я не узнаю его! Я вообще  давненько уже не видел его таким. Наверное, ещё с тех пор, ну, когда….- он прервал фразу и неопределённо кивнул головой куда-то в сторону, будто указывая направление или место произошедшего когда-то. -    Что-то случилось? Ты не в курсе, дорогая? Он не говорил тебе, почему вернулся и кто эта девушка?
- Я знаю пока не больше твоего, – прошептала в ответ княгиня. Стараясь отвлечь взгляд супруга, чтоб не заметили Георгий и Маша, что за ними наблюдают, она тихонечко добавила. - Но, думаю, что  сбывается моё гадание.
- Это то, что ты предсказала Георгию в рождественскую ночь?
- Именно то! – подтвердила женщина, не скрывая довольной улыбки.

* * *

Софья Михайловна не была католичкой, но, по привычке, сложившейся за многие годы, она отмечала этот праздник два раза в год. За неделю до нового года, она, как всегда, приготовила праздничный ужин и, как бывало, пригласила на него Георгия….
Раньше, когда Георгий был просто мальчиком Герой, она в этот день угощала его разными сладостями и дарила какую-нибудь безделушку. Позже, когда уезжающие на очередную «стройку века» родители Геры попросили присматривать за поступившим в техникум сыном, она начала приглашать парнишку в этот день, как, впрочем, и в другие праздники, на ужин. Одиноким старикам было приятно общество парнишки, тем более, что он был интересным собеседником  и довольно серьёзным юношей. Видимо, из-за постоянных отсутствия родителей и научной занятости прародителей – бабушки и дедушки – мальчик, хоть и был постоянно предоставлен нянькам, воспитателям и домработницам, всё же вырос, весьма, интересной и целостной личностью. Он серьёзно интересовался географией, историей, языками.
В детстве он мечтал быть археологом, как дед и бабушка. Это было, наверное, влиянием того, что их мальчик видел чаще, чем родителей, которые постоянно работали по контрактам за границей. Дед и бабушка же –уезжали только «в командировки» на раскопки. Это случалось гораздо реже, чем многолетние отсутствия родителей, но, всё же, они были людьми науки и предпочитали копаться в пыльных томах библиотек, а не «вытирать нос» внуку. Воспитание Георгия, по опыту воспитания сына, было отдано сначала – яслям и садику с круглосуточным режимом работы, а затем - школе. На выходные и праздники из садика мальчика забирала нанятая на эти дни няня. Она его кормила, ходила с ним гулять, читала ему сказки перед сном. Няня-Нина выполняла свою работу добросовестно, так как платили ей, по тем временам, неплохие деньги. Работая на основной работе и подрабатывая няней, за 7 дошкольных лет Геры, она скопила «кругленькую» сумму и вышла замуж.
На смену ей была нанята профессиональный педагог – Валерия Александровна. Она была опытным педагогом на пенсии. Эти два обстоятельства давали ей преимущества при найме в гувернантки. Разведенная, пенсионерка, вырастившая двоих детей, которые уже жили отдельными семьями, она имела массу свободного времени, которое с удовольствием посвятила Гере. Она помогала ему с приготовлением уроков, сопровождала на частные уроки английского, немецкого, французского и итальянского. В выходные дни они гуляли в парке, ходили в музеи, галереи и на выставки. Словом, Валерия Александровна  занималась культурным развитием ребёнка. Домашними делами занималась приходившая 2 раза в неделю Полина. Приходила она, обычно, в первой половине дня, поэтому Гера видел её только в те редкие дни, когда сидел дома с простудой или во время каникул. Они почти не общались, так как Полине, за полдня, нужно было убрать квартиру и приготовить на 2-3 дня еды. Она же сдавала и забирала из прачечной бельё. 
Родных матери Гера не помнил, т.к. они погибли в одной из авиакатастроф, когда он «ещё ходил под стол пешком». В семье Георгия на первом месте стояла работа. И то обстоятельство, что Бог удивительным образом соединил деда с бабушкой и отца с матерью – трудоголиков и одержимых своей работой людей – было залогом их долговечных браков. Ни одна другая пара не выдержала бы – командировки на месяцы или  долгие годы.
Не смотря на то, что заботились о нём не родные женщины, окружённый женским обществом, Георгий рос нежным и ласковым мальчиком. Но, чем старше он становился, тем острее чувствовал потребность в отеческом внимании. Ему не хватало внимания наставника и друга, и интуитивно мальчишка потянулся к старику-соседу. Ему нравилось слушать различные истории, похожие на приключенческие романы. Некоторые из этих историй старик рассказывал уже не первый раз, но Гера с удовольствием слушал их, потому, что старик умел преподнести уже слышанное так, что казалось, будто слышишь это впервые. Старик-сосед - Андрей Максимович - научил играть Георгия в шашки, шахматы, нарды. Они подолгу могли беседовать вечерами, когда юноша, вернувшись из техникума, приходил к ним, с Софьей Михайловной, просто так, по-соседски. Они и не заметили, как стали взаимно нуждаться в общении друг с другом. Нерастраченную любовь к детям Андрей Максимович и Софья Михайловна со всей силой и нежностью, участием и чем угодно ещё, изливали теперь на Георгия. Так соседский мальчик стал для них практически самым близким человеком.
Одно время у стариков жила внучка. Она была им не родной, а дальней-дальней родственницей. Так уж сложилась жизнь, что у девочки, после гибели родителей, никого не осталось и, чтоб не отдавать сиротку в детдом, зная о сиротской доле не понаслышке, Андрей Максимович и Софья Михайловна взяли девочку к себе. Людочка прожила у них почти десять лет, потом уехала в Москву, поступила учиться, а по окончании университета вышла замуж и уехала в чужую страну, как предписывал протокол для жены посольского работника. Она, конечно, писала письма и поначалу приезжала раз или два в год. Но позже, с рождением малышей, встречи становились всё реже. Это было ещё связано с тем, что муж Люды был индус, и его многочисленная родня желала видеть невестку и наследников как можно чаще. Вот и получалось, что к старикам они стали приезжать уже раз в несколько лет. Люда по-прежнему писала и звонила, поздравляя своих названных родителей с праздниками, но виделись они редко. К тому же, Люда была гораздо старше. У супругов она жила, когда им шёл уже пятый десяток, а дружба с Георгием началась, когда они уже были пенсионного возраста.
Именно эти чужие, но такие близкие люди были с Герой в дни его маленьких и больших побед. Это они настояли на том, чтобы талантливый молодой человек продолжил учёбу и поступил в академию, благодаря чему у него теперь было своё любимое дело, он уже имел имя в своих кругах и был одним из лучших профессионалов. Они были свидетелями его первой любви и первого глубокого разочарования. Именно эти люди были с ним и поддержали  его в дни страшного для Геры удара. Это именно они три года назад не дали  ему спиться от отчаянья и предательства. Они не позволили ему упасть на самое дно. Это у них хватило сил и мудрости терпеливо, потихоньку, вернуть его к жизни, вновь почувствовать её вкус. Но вернуть веру в людей ему предстояло самому, на далёкой чужбине, куда он и уехал, чтобы забыть окончательно тот кошмар, который свалился на него вдруг, в один день. Чужие люди были для него семьёй, а его настоящая семья не могла его понять, считая, что лучшее лекарство от невзгод – работа. Он не обижался на родных. Просто было досадно, что, выбирая профессию, он хотел быть ближе к родителям, но это их так и не сблизило. Отец прислал телеграмму, поздравив сына с поступлением. Вторую телеграмму и небольшую посылку экзотических фруктов Гера получил в качестве поздравления  - к окончанию академии. Посылку мать и отец передали с оказией, передав ещё на словах, что «гордятся своим сыном», которого фактически не знали. Они, по сути, были чужими эти родные люди. А  чужие люди научили его пусть не любить, ведь заставить любить невозможно, то хотя бы уважать и быть благодарным родным за то, что родили, учили, одевали-обували, кормили. Эти старики не просто рассказали, как это делали до них другие, но и на примере своей жизни прививали те общечеловеческие ценности, о которых так много говорят в садике и школе.
Три года Георгий провёл в Арабских Эмиратах, где по контракту, как его родители, строил различные общественные и жилые здания. Строил, конечно, не он. Он только контролировал строительство и осуществлял руководство. Месяц назад срок контракта закончился и Георгий, отдохнув несколько дней, наконец, вернулся домой. Он очень соскучился по старикам и ждал их встречи. На далёкой чужбине, вечерами, когда коллегам не удавалось Георгия вытащить в казино или другие развлекательные места этой богатой и экзотической страны, он мечтал о тихих вечерах, проведённых за игрой в шахматы с Андреем Максимовичем или на кухне Софьи Максимовны за чашкой чая с яблочным пирогом. Он часто им звонил и при удобном случае, выезжая по делам фирмы в родной город, спешил в этот дом. Не в свою квартиру, которая ещё хранила следы личной трагедии Георгия, а к этим милым и добрым людям.
И вот, к его возвращению, присматривающие все три года за пустующей квартирой старики, решили положить конец всему, что могло напомнить Георгию о прошлом. Они, с его разрешения продали остатки устаревшей мебели, вызвали мастеров из фирмы и начали ремонт. Георгий сначала собирался вернуться на родину после новогодних праздников, но потом, устав от безделья, решил сделать сюрприз старикам. Он приехал без предупреждения. Свалился как снег на голову! Целую неделю Георгий прожил не в своей квартире, а у соседей. Изголодавшиеся по общению друг с другом, они до глубокой ночи сидели на кухне и говорили, говорили….
После долгой разлуки старики вдруг начали звать Георгия на «вы». Чем было вызвано это, они не объяснили, но как-то в разговоре князь сказал, что к людям, которых они уважают, обращаются исключительно на «Вы» - какого бы возраста они небыли.
Когда в квартире Георгия появилась первая мебель, на которой можно было спать – а это был диван для столовой, чтобы при необходимости можно было и спать на кухне, он перешёл к себе. Отпустив рабочих на рождественские и новогодние праздники, он наслаждался общением со стариками и работой над новым проектом -  своего жилья. Он не торопился, так как пока не представлял того, чего хотелось бы ему сделать. Из всей квартиры более или менее законченный вид имели только кухня-столовая, ванная и туалет. Это те места, которыми он пользовался ежедневно. О том, как должны выглядеть и какое назначение будут иметь комнаты – он ещё не знал. Однозначно было одно, что гостиная комната останется на прежнем месте, и над её оформлением он теперь и работал.

* * *

После того ужина и гадания прошло пара или тройка дней и в квартире Георгия раздался телефонный звонок. Прозвенел он слишком громко и резко для раннего утра. «Сменю мелодию звонка!» - подумал Гера, поднимая трубку, и, ещё не донеся её до уха, услышал громкий и восторженный голос. Поморщившись от шума, слишком громкого для человека, который надеется ещё заснуть, мысленно добавил: «…или поставлю автоответчик!»
Звонил Серёга – школьный приятель. Они не виделись с тех пор, как Гера уехал в Эмираты. Вернувшись домой, Георгий сообщил ему о своём приезде, но увидеться тогда не удалось, так как Сергей срочно уезжал и обещал перезвонить сразу, как возвратится из командировки. Видимо, он вернулся, и, судя по времени звонка, вернулся только что, а иначе бы позвонил ближе к ночи, так как был известен среди друзей под кличкой «Сова». Восторженный Серёга кричал в трубку, перекрикивая объявления диспетчера аэропорта, что, наконец-то, дома и теперь готов встретиться за чашкой коньяку, посидеть мужской компанией, обсудить новости последних лет. Георгий был рад другу, но и хотелось ещё поспать. Сославшись на то, что Сергей с дороги должен отдохнуть, Гера предложил встретиться вечером, предварительно ещё позвонив.
Какие-то срочные дела не позволили друзьям встретиться и на этот раз. Вечером, уже менее восторженный из-за срывающегося мальчишника, Серёга предложил провести новогодние праздники вместе, в пригороде на даче, пообещав хорошую компанию. На вопрос Георгия, «что за компания?», приятель только многообещающе заверил, что «соберутся все свои и будет весело».  Георгий не любил незнакомых компаний – он неуютно себя ощущал в них и хотел было уже сослаться на несуществующую договорённость с кем-то ещё, но тут убеждённый холостяк  Серёга сказал, что познакомит Геру со своей невестой. Георгий, заинтригованный предстоящим знакомством, согласился. Ему хотелось увидеть женщину, умудрившуюся поймать в свои сети и даже довести Серёгу до порога ЗАГСа.
До нового года оставалось ещё два дня. Это время он посвятил подготовке к празднику.
За три года Гера соскучился по снежной зиме и морозному запаху новогодней ёлки. Он не любил синтетические ёлки и поэтому выбрал на рынке маленькую пушистую зелёную красавицу. Игрушек в доме не было, и поэтому он украсил её из «подручных средств» - мандарины, орехи, конфеты в ярких обёртках, шоколадки-медальки и прочие сладости. Нарядное деревце как из новогодней песенки поднимало настроение по утрам. Но, рассчитывая, что проведёт несколько дней вне дома, Георгий решил ёлку подарить Софье Михайловне к приезду внуков.
Почти полдня Гера провёл в фитнес-клубе, где с удовольствием целых четыре часа  занимался на тренажёрах, парился в сауне, плавал в бассейне и посетил стилиста. Бодрый, подстриженный и побритый, он отправился домой, чтоб проверить краны, предупредить Софью Михайловну и Андрея Максимовича, что его не будет в городе несколько дней - уезжает на дачу к другу. Отдав им ёлку и пакеты с приготовленными для них новогодними сувенирами, он уложил в багажник своего «Мерса» сумку с личными вещами, пакеты с подарками и отправился в дачный посёлок.
Рассчитав так, что на даче вечерний костюм будет неуместен, Гера решил одеться попроще. Подаренный ему сотрудниками черный иранский пуловер, черные брюки – всё неброско, но стильно, а главное позволяет быть «в тени» и присмотреться к окружающим. Приготовил он и подарки-сувениры. Для друга – костюм араба с «арафаткой», а для его невесты – чеканный резной набор для воды и чая. Не зная сколько ещё будет приглашённых, для остальных гостей он взял восточные сувенирные безделушки. До дачи было около часа езды. По дороге туда он заехал в супермаркет и прикупил кое-какие продукты, ведь на даче предстояло провести, по меньшей мере, пару-тройку дней. Гера не любил быть «нахлебником», и даже идя в гости, на дни рождения, всегда приносил что-нибудь к столу.   
До дачи оставалось минут пятнадцать, когда раздался негромкий хлопок, и машину кинуло в сторону по обледенелой трассе. Георгий неплохой водитель, но отвык от зимних дорог. Ему удалось справиться с управлением, чтоб не слететь в кювет, но всё же машина ударилась капотом об указатель и встала как вкопанная. К счастью, на дороге в восемь часов вечера машин уже было немного и обошлось без автомобильного столкновения. Однако, настроение уже было изрядно подпорчено. Вызвав аварийную службу автосервиса, Георгий позвонил Сергею и, извинившись, пообещал приехать, как только освободится. Кто хоть раз попадал в аварию в праздничные дни, знает, сколько приходится ждать эвакуатор. Только к 10 часам вечера Гера оформил документы в автосервисе. Ехать на дачу уже не имело смысла – общественный транспорт уже не ходил, попутный – тоже уже не поймаешь. Оставалось одно – вернуться домой. Забрав из машины вещи, Георгий поехал домой.
Настроение было не самым лучшим. Предстояло встретить новый год в одиночестве. Гера шёл по улице и старался поднять себе настроение, уговаривая самого себя, что «нет худа без добра». «Да, - рассуждал он,- зато могу смотреть телевизор - сколько хочу и что хочу. Спать лягу – когда захочу. Захочу – танцевать буду, захочу – петь стану. Еды - вдоволь! В общем, не всё так плохо…»
До нового года оставалось чуть больше часа, когда он открыл дверь подъезда и поднимался по лестнице на свой третий этаж старого пятиэтажного дома не далеко от центра города. Он уже достал из кармана ключи от квартиры и до дверей оставался всего этаж, как на подоконнике межлестничной площадки он увидел сидящую девушку. Стены дома были почти в метр толщины – старой, дореволюционной постройки – подоконники широкие. И на подоконнике окна в подъезде сидела девушка, прислонившись к оконному переплёту.
Она была в костюме и мужских дерматиновых шлёпанцах. Склонённая вниз голова, опущенные плечи и сложенные руки создавали впечатление, что девушка чем-то расстроена и плачет. Георгий  медленно поднимался по лестнице, а девушка как сидела, так и осталась в прежней позе. Она не пошевелилась и тогда, когда он поравнялся с ней на площадке. Гера уже было прошёл мимо, и поставил ногу на ступень лестничного марша, но остановился и, повернув голову, ещё раз посмотрел на девушку. Она так и осталась сидеть в прежней позе. Это показалось Георгию странным. Плачущая женщина не станет вот так просто сидеть и лить слёзы, она постарается хотя бы отвернуться от посторонних глаз. А тут – даже не шелохнулась….
Гера повернулся к девушке и тихонько спросил:
- Что-то случилось? Вы плачете?
Девушка не ответила и по-прежнему сидела не двигаясь. Георгий чуть присел, заглянул ей в лицо – оно было спокойно, но уж очень бледное. Закрытые глаза создавали впечатление, что она спит или без сознания. Гера позвал девушку ещё раз:
- Эй, вам плохо? Э-э-й!
Но и на этот раз ответа не последовало. Тогда Георгий подошёл ближе, протянул руку  и потряс слегка её за плечо. Прислонённая к раме голова упала ей на грудь, но девушка так и не открыла глаза. Гера приложил два пальца к сонной артерии на шее девушки и почувствовал слабое биение пульса. Незнакомка явно была или в глубоком сне или в беспамятстве. Он поставил пакет с продуктами на пол и, придерживая одной рукой девушку за плечо, другой запрокинул её голову и принюхался – от неё пахло парфюмом и совсем не чувствовался запах алкоголя. Значит это был обморок или что-то вроде этого, а не алкогольная «отключка». Георгий слегка потряс девушку за плечо, затем ещё раз, но сильнее. Никакой реакции не последовало. Несколько раз он похлопал её по щекам. Девушка застонала и с трудом приоткрыла глаза….

* * *

…Через минуту в дверях появился мужчина, при виде которого Наташа, повернувшись в мою сторону, скорчила гримасу, закатив под лоб глаза. Позже, на кухне она мне шепнула, что это шеф Сергея, который напрашивался к ним на новый год. Судя по всему, Наташа не только по рассказам жениха знала шефа, но и сталкивалась с ним лично. Кивнув в его сторону, она добавила: «Редкостный козёл! Не приведи Господь с таким даже просто работать. Бедный Серёга! Как он только его терпит?!» Я тогда ещё спросила, а почему Сергей с ним работает и терпит, если уж он такой?
- Ну, этот на фирме не так давно, какие-нибудь полгода или чуть больше, а Сергей уже почти десять лет. Можно сказать с самого образования их конторы. Работа ему нравится, коллектив хороший. Но, в семье, как говорится, не без урода. Всегда найдётся паршивая овца! А этого – махнула Наташа головой в сторону «козла», - Сергей терпит потому, что он какая-то там родня генеральному. Ссориться – себе дороже… Тем более, что генеральный обещал после праздников Сергея сделать начальником смежного отдела и тогда уже Серёга не будет больше от него зависеть. Ну, не менять же теперь из-за него работу, если на носу повышение?»
Мы с Наташей накрывали стол, а мужчины о чем-то говорили в соседней комнате. Позже к нам на кухню зашёл Сергей, он вошёл с таким видом, будто шёл на эшафот. Он обнял Наташу сзади за плечи и, чмокнув её в шею, прошептал:
- Татка, прости, но, кажется, этот вечер будет не таким весёлым, как хотелось бы…
В эту минуту в дверях кухни возникла фигура его шефа. Не знаю отчего – толи оттого, что успела мне сказать Наташа, толи от того, как просил извинения у неё Сергей, но я к этому «шефу» тоже почувствовала неприязнь. Он ещё не успел и рта раскрыть, а уже был мне несимпатичен. Один только его внешний вид уже был мне неприятен.
Невысокий, полнеющий мужчина, с круглой, как футбольный мяч головой. Шея настолько коротка, что казалось, будто голова у него посажена прямо на плечи, как у снеговика. Тёмно-русые волосы обрамляли полукруглую блестящую  лысину.  На ней проступили капельки пота, отчего лысина блестела ещё больше, отражая яркий свет люстры. Черты лица были настолько невыразительные, будто смазанные. Трудно было бы точно сказать о его возрасте, но я думаю, что ему было уже за сорок и с немалым хвостиком. Серый костюм, голубая рубашка и полосатый сине-белый галстук. Портной хорошо постарался, подгоняя костюм по фигуре, напоминающей тушку королевского пингвина. Он стоял в дверном проёме и его расплывшиеся в подобии улыбки губы обнажили ряд золотых зубов.
- Здра-а-авствуйте! – протянул он, от чего его приветствие прозвучало как кошачье урчанье. – С наступа-ающим вас, девочки!
Его светло-серые глаза шарили по нашим фигурам, и он этого даже не скрывал. Облапав нас взглядом, он повернул голову в сторону Сергея, и не то, извиняясь, не укоряя, подхихикивая, произнёс:
- А я полдня названиваю - трубку никто дома не берёт! Ну, думаю, точно решили на даче встречать новый год! Хорошо, что я запомнил адрес, когда завозил купчую прежнему владельцу дома. Помнишь, Серёга, ты попросил завезти документы? Ну, я тогда полюбопытствовал – где ж ты домишко-то прикупил? Вот, память не подвела! – хвастаясь, заявил «козёл», ничуть не стыдясь того, что он сунул нос в чужие бумаги. -  До деревни доехал по карте, а тут в магазине подсказали, где эта улица Садовая. Вот, нашёл…
Наташа с натянутой улыбкой развернулась к Сергею и метнула испепеляющий взгляд на жениха. Сергей, явно, готов был провалиться сквозь землю, но объяснить сложившуюся ситуацию и оправдаться прямо сейчас он не мог. Стараясь отвлечь внимание, выдавив из себя улыбку, он делано весело произнёс:
- Наташенька, ты, конечно, помнишь, Аркадия Львовича? Я вас знакомил на корпоративной вечеринке месяца два назад… – Сергей попытался приобнять её, но Наташка только дёрнула плечами, освобождаясь от объятия. Не дожидаясь ответа, он повернулся ко мне. – Машенька, познакомься – это Аркадий Львович – шеф моего отдела. А это подруга детства и школьная подруга моей невесты – Маша.  – Представил он меня «козлу».
Аркадий сделал несколько семенящих шажков, подхватил руку Наташки и, повернув, чмокнул её в ладонь. Наталью аж передёрнуло от этого фамильярного поцелуя. По ней было видно, что встреча эта не доставляла ей ни малейшего удовольствия и даже, более того, была противна. С трудом скрывая своё отвращение к Аркадию, она освободила руку и под каким-то предлогом потянула Сергея в комнату.
Казалось, что Аркадий не заметил её брезгливости по отношению к нему, и как ни в чём не бывало, явно довольный собой, подкатил ко мне и вцепился в мою левую руку. Крепко сжимая пальцы, он поднёс руку к губам и, заглянув мне в глаза, слащаво улыбнулся. От прикосновения его влажных губ я непроизвольно поморщилась. Мне стало стыдно, что я не могу совладать со своими эмоциями, и я покраснела. Я всегда краснею, когда мне стыдно или неловко.
Аркадий же расценил мой внезапно вспыхнувший румянец, как поощрение к действию и мою симпатию к нему, отчего просто на глазах превратился в откровенно самовлюблённого хама! Он не только не отпустил мою руку, но и, прижимая её к своей груди, начал нести несусветную чушь, отчего я ещё больше покраснела! Он плёл что-то о моих глазах, и «томном» взгляде, который ему пронзил сердце, как стрела Амура. При этом он одной рукой сжимал моё запястье, а другой всё норовил меня обнять за талию и прижать к себе. Я старалась вывернуться из этих цепких ручонок. Было гадко и противно от этих прикосновений. Прошло не более двух-трёх минут, как Наташа с Сергеем вышли из кухни, но мне они показались часом, если не больше. Теперь я понимала, почему моя подруга испытывала к нему неприязнь.
К моему счастью, и большому разочарованию Аркадия, вернулись Наташа с Сергеем. По выражению их лиц было видно, что они уже выяснили отношения и теперь собирались прояснить ситуацию до конца:
- Так вы, Аркадий, здесь проездом или….- спросила Наташа, надеясь, видимо на то, что шеф её жениха оказался тут случайно и скоро отправится дальше по своим делам.
Я воспользовалась этим моментом и выскользнула из его рук. Отойдя на безопасное, как мне казалось, расстояние, я принялась нанизывать на деревянные зубочистки, приготовленные для канапе оливки, маслины, сыр, ветчину и хлеб. Изо всех сил я старалась изобразить увлечённость своим занятием и не проявлять интереса к их разговору. Я тоже очень надеялась на то, что он вспомнит о каких-нибудь своих делах или планах на этот вечер и уйдёт отсюда.
- «Или, или» – игриво пропел Аркадий, фамильярно потрепав по щеке Сергея и подмигнув Наташе, в глазах которой уже загорался огонёк гнева, грозящий обрушиться на голову Сергея.  – Как вы знаете, мои дорогие, человек я холостой, можно даже сказать, одинокий. Леонид Макарович – дядя мой дорогой, отбыл встречать новый год под пальмами. А я как-то не подумал вовремя о путёвочке в какое-нибудь зарубежье и вот, остался один одинёшенек в этот праздничный день.
При этих словах он подошёл к столу, за которым я выкладывала на тарелку готовые бутерброды, и присел на край столешницы.
- Машенька, вам никто не говорил, что вы просто волшебница? – обратился он ко мне и взял с тарелки бутерброд. Одним движением он отправил его в рот, стянув своими золотыми зубами сразу всё, и воткнул освобождённую зубочистку в лежащую рядом палку копчёной колбасы. Пережёвывая бутерброд, он продолжал говорить. – Такая фантазия! Из ничего и такая красота! Так аппетитно!
- А что же вам, Аркадий, помешало встретить новый год ну, пусть не на дальнем, так хоть на ближнем зарубежье? – Спросила Наташа вовсе не потому, что ей это было интересно узнать. Ей уже не терпелось поскорее выяснить - что же ему, в конце-то концов, понадобилось тут? 
- Дела, Наташенька, дела… - протянул Аркадий.  – Я даже сегодня был в конторе, и кое-что ещё доделал, чтоб встречать новый год без долгов, как говорится.
- Ну, а к нам, сюда, в деревню-то, каким ветром? Тоже по делам? – уже не выдержала его самолюбования Наташа.
- Нет, не по делам. Я как закончил в конторе, так вдруг вспомнил, что сегодня праздник и так, знаете, тоскливо стало – один – семьи нет, родня в отъезде. Вот и вспомнил про друзей.
При этих словах Наташу будто подкинуло, и она, метнув гневный взгляд в сторону Сергея, отчего он даже присел на диванчик, вопрошающе уставилась на Аркадия. Не заметить этого было просто невозможно, но Аркадий толи не понимал, что ему тут совсем не рады, толи делал это специально, но продолжал:
- У меня ведь кроме вас друзей и нет. Я стал звонить вам домой, но трубку никто не поднимал. Я вспомнил, что слышал разговор Сергея с кем-то по телефону, и он приглашал своего собеседника на встречу нового года на дачу.
- Это я с Жорой говорил. – Поясняя или оправдываясь, прошептал Сергей.
- Я подумал: раз вы тут не интимом, а с гостями, то тогда и мне тут найдётся местечко. Вот я и приехал! – радостно закончил Аркадий.
Теперь он уже стоял, широко расставив руки, будто ожидая, что все сейчас кинуться его обнимать и хвалить за сообразительность. Но никто даже не пошевелился с места. Более того, в воздухе повисла тишина. Только настенные часы громко отсчитывали такт. Первым тишину нарушил Аркадий:
- Я даже в магазин по пути заехал. Точнее тут, на углу улицы, где спрашивал дорогу до вашего дома. Купил кое-что к столу. – Он засеменил на своих коротеньких ножках в сторону коридора и скрылся за дверью.
- Ну, и как это называется?! – практически прошипела от негодования Наташка и уставилась на Сергея.
- А что прикажешь делать? – ответил вопросом на вопрос Сергей. – Не выгонять же его? Он, видишь, даже продукты купил… - попытался оправдываться он.
- Кому он тут нужен и его продукты вместе с ним?! Нам что, есть нечего?! – не унималась Наташка.
Я не встревала в их разговор. Я тут была впервые и тоже на правах гостя, поэтому тихонько продолжала чистить картошку для горячего. Сергей подошёл к Наташе и попытался обнять её. Она оттолкнула его руки:
- Ты понимаешь, что он нам испортит весь праздник? – стараясь не кричать, продолжала негодовать Наташа.
- А может, обойдётся и всё будет хорошо? Ну, не может же он быть хамом 24 часа в сутки? Может он и нормальный мужик, просто не было случая проявить себя с лучшей стороны? – слабо защищался Сергей.
- Пусть он свою «нормальность» доказывает кому-нибудь другому и в другом месте, а не здесь и сегодня! Я хочу нормально встретить новый год, чтобы так же нормально его потом провести. А с его участием это обречено на полнейший провал.
Наташа хотела сказать ещё что-то, но в этот момент дверь открылась, и в прихожую ввалился Аркадий с двумя пакетами. Он был доволен и горд своей щедростью и сиял в прямом и переносном смысле. Его маленькие глазки превратились в щёлки из-за поднявшихся щёк, подпираемых золотым оскалом, который Аркадий, ошибочно считал улыбкой.
Сергей умоляюще взглянул на Наташку, как бы говоря: «Ну, посмотри, он так потратился, чтоб приехать сюда не с пустыми руками! Значит и ему хоть что-то человеческое не чуждо…». Взгляд Наташки потеплел, но не потому, что она изменила отношение к Аркадию, а потому, что Сергей при этом сделал такую жалостливую мину, что аж слеза наворачивалась…
Тем временем Аркадий, наследив мокрыми от растаявшего на ногах снега туфлями, прошёл через просторную прихожую и кухню, и принялся выкладывать содержимое пакетов на стол. Наташа и Сергей внимательно следили за его манипуляциями, и чем больше на столе оказывалось пакетов, свёрточков и баночек, тем победоноснее оказывался взгляд Наташи. Изредка поглядывавший на неё Сергей, то и дело натыкался на красноречивый взгляд невесты: «Ну, и кто был прав?!»
Образовавшаяся посреди стола куча продуктов отдавала специфическим запахом залежалого товара и кошачьей или мышиной мочи. Только с хроническим насморком можно было не заметить этого запаха. Я посмотрела на Наташу и, боясь, что она сейчас просто взорвётся, стала складывать всё обратно в пакеты, объясняя Аркадию, что у нас и так достаточно продуктов, а всё, что он принёс, он может положить обратно в машину и ему всё это пригодится, когда он вернётся домой. Аркадий даже не попытался возразить. Резко перейдя на «ты», со словами: «Да? Наверное, ты права», - он забрал пакеты и вынес их в прихожую. Он поставил их у дверей и весело заметил: «Потом вынесу». От этих слов Наташка разразилась громким смехом и, кинув через плечо: «Извините! Мы на минутку!», подхватила под руку Сергея и потащила его в ванную комнату.
Я расстелила на приготовленном столе скатерть и начала накрывать стол. Наташка с Сергеем о чем-то сдавленно перешёптывались за дверями ванны. Они открыли воду в кране, но даже звук льющейся с большим напором воды не заглушал отдельных слов, по которым легко было догадаться, что они там отнюдь не воркуют, а ругаются.
Аркадий некоторое время осматривался по сторонам, будто что-то прикидывал в уме. Он поднялся на второй этаж. Слышно было, как он там хлопает дверями комнат. Из рассказа Наташи, я знала, что на втором этаже есть четыре комнаты, три из которых приспособлены под спальни, но я их не видела, так как экскурсию по дому хозяева собирались провести чуть позже, когда соберутся все гости. Может, Аркадий оценивал помещение, прикидывая, где он устроится спать, когда устанет? Но буквально через пять минут он уже опять был внизу.
Довольно развязной походкой он подошёл ко мне и, ткнув коротким и толстым указательным пальцем мне в грудь, спросил:
- Ты тут одна?
- Как видите… – ответила я.
- Ты не поняла, - оглянувшись по сторонам, продолжил Аркадий. – Я спросил - одна ли ты приехала сюда?
- Нет, с Наташей и Сергеем,  - сделала я вид, что не понимаю о чём он. И это было моей ошибкой.
Аркадий поморщился, но потом вдруг опять обнажил свои золотые зубы. Он подошёл вплотную ко мне, прижал меня за талию и, заигрывая, прошептал:
- Ты мне нравишься. Сегодня ты будешь моей!
Я не знаю, каких фильмов насмотрелся или каких книг он обчитался, иначе не скажешь, но он, явно, пытался быть похожим на какого-то героя дешёвых и низкопробных мелодрамки или боевичка. Похоже, что сам себе он очень нравился. А вот мне от его слов стало не уютно. Успокаивало одно, что мы тут были с ним не одни… к счастью!
- Что значит «будешь моей»? – возмутилась я и попыталась освободиться от его руки.
- А вот узнаешь… - подмигнул он мне в ответ и прижал меня так, что мне стало больно.
От такой фамильярности и беспардонности мне захотелось домой. Мне не хотелось терпеть его «ухаживания» и «узнавать» смысл сказанных слов, прозвучавших для меня как угроза. Я вывернулась и, подойдя к ванной комнате, хотела уже постучать в дверь, чтоб вызвать Наташу и поговорить с ней, но тут раздался вой машинной сигнализации. Аркадий прильнул к окну кухни, а из ванной, наконец-то, вышли Наташа и Сергей. Оба были сердиты и, казалось, что они серьёзно поссорились.
Сергей выскочил на улицу, а Наташа подошла ко мне:
- Он ещё не приставал?- поинтересовалась она, кивнув в сторону кухни.
- Смотря что подразумевать под словом «приставал». – ответила я.
- Руки уже распускал? Или ещё только словесно достаёт?
- Пытался прижать. – созналась я.
- Началось! Ты только не паникуй и держись холодно – это замедлит его натиск. – Инструктировала Наташка, следя за Аркадием. Поймав мой растерянный взгляд, она улыбнулась и добавила. – Я же говорила, что козёл он редкостный. Хам, каких ещё мало. Но ты не переживай, мы что-нибудь придумаем, чтоб избавиться от него! Ишь, нашёл себе друзей! Его в конторе терпят только из-за его дядьки. И наградил же Макаровича Бог такой роднёй! И за что только? По-моему он его тоже недолюбливает и специально уехал на выходные, чтоб этот не испортил праздника…  Ну, ты держись, постараемся его побыстрее как-нибудь спровадить!
Наташка подмигнула мне, но мне не стало легче от её слов. Не к ней прилип этот кошмар и не ей, а мне предстояла «весёленькая» новогодняя ночь в компании этого... Перспективка ещё та! И я решила, что при первом же удобном моменте, ускользну незаметно из дома и пока ещё не поздно, вернусь автобусом или маршруткой в город. Наташке оставлю записку – чтоб не волновалась, когда обнаружит моё исчезновение. Или позвоню, когда уже буду в пути. Так я и решила.

- И что, так и уехали в ночь?! – всплеснула руками Софья Михайловна.
Всё это время старики слушали рассказ Маши и старались её не прерывать, даже когда хотелось отреагировать на хамское поведение Аркадия. По их лицам было видно, что они до глубины души возмущены его беспардонностью и не то чтобы хозяйским, а прямо-таки собственническим поведением. Но когда Маша сказала о своём решении, Софья Михайловна все-таки не выдержала.
- Нет, не сразу. Если бы я сразу собралась уехать, то, не приведи Господь и Аркадий бы потащился за мной или ещё подвезти предложил... Я решила уйти по-английски, не прощаясь и тогда, когда выдастся удобный момент. И через полчаса или даже раньше как раз такой момент и настал, но до этого мне пришлось отразить ещё пару назойливых ухаживаний непршеного Аркаши.
- Этот мужлан и при ваших друзьях приставал? – обеспокоенно спросила Софья Михайловна.
- Такие типы никого и ничего не стыдятся, - заметил князь.
- Да, вы правы. Он настолько осмелел, узнав, что я на даче без кавалер или без пары, что так открыто и заявил, подойдя к нам с Наташей, когда замолкла сигнализация на улице.
- Как?! – не поняла княгиня.

* * *
…Я вошла в автобус, достала кошелёк и хотела заплатить за проезд, но водитель, махнув рукой в сторону салона, бросил через плечо, смотря на дорогу: «Это к напарнику!». Он закрыл  дверь, и мы поехали. Я повернулась к мужчине, сидящему на служебных местах. Это был молодой парень, лет двадцати пяти – тридцати, весёлый, круглолицый. Он окинул меня взглядом и весело спросил:
- Куда едем?
- До города, - ответила я ему и, протянув «пятидесятку», спросила, - Этого хватит?
- Вполне! – заверил он и достал из кармана мелкие деньги, но я ему сказала, что сдачи не надо.
Тогда я рассчитывала, что когда будем уже подъезжать к городу – попрошу их подвезти меня до дома, ведь я живу недалеко от автовокзала…. В салоне было всего три или четыре человека, да и те вышли на первой же остановке возле какого-то села или дачного посёлка. Я села на место за водителем и стала смотреть в окно….

Маша опять нахмурилась, стараясь вспомнить, что было дальше. Было видно, что эта часть рассказа даётся ей не так легко, как предыдущая, но через короткое время она продолжила, всё так же хмурясь.

… Не знаю почему, но, глядя на мелькающие за окном домики и пролески, толи от обиды, что я в новогоднюю ночь теперь буду сама и все планы на этот вечер испорчены каким-то там Аркашей, толи ещё отчего – сама не знаю – я заплакала. Я отвернулась к окну и вытирала кончиками пальцев стекающие слёзы. Вдруг меня кто-то похлопал по плечу сзади. Я даже вздрогнула от неожиданности, ведь в салоне уже никого не было или в темноте и за высокими спинками сидений я не заметила, что там ещё оставались пассажиры. Оказалось, что это был напарник водителя. Он проверял салон и заметил, что я плачу. Он протягивал мне носовой платок.
- Нет-нет, спасибо. У меня есть. – поблагодарила я и открыла сумочку, чтоб достать платок и зеркальце.
- Что-то случилось? Или вас кто-то обидел? – спросил парень и присел на сидение рядом со мной.
- Нет. Ничего не случилось. – ответила я, но слёзы полились ещё больше…
- Не может быть, чтобы вы плакали просто из удовольствия. Ни за что не поверю! – возразил он.  – Не может такая красивая девушка просто так, среди ночи, да ещё праздничной, ехать в такое время на попутном автобусе и просто так плакать.
В его голосе было столько участия, а я себя чувствовала такой несчастной в этот момент, что, плача, рассказала ему о том, что хотела провести несколько дней у подруги на даче, которую давно уже не видела. Что мы собирались весело встретить новый год, но из-за какого-то хама и нахала я просто сбежала, и теперь буду сидеть дома одна одинёшенька.
Он засмеялся, вытер мою мокрую щеку, по которой я размазала потёкшую тушь. Потом он привстал, потянулся к стоящему тут же приспособленному небольшому холодильнику и достал оттуда две бутылки. Одну он протянул мне, а вторую оставил себе.
Я вытерла под глазами разводы от туши, подправила макияж и взяла бутылку.
- Не стоит так расстраиваться! – успокаивал он меня. – Стоит ли из-за такого плакать. В жизни бывают огорчения и похуже. Гораздо хуже! – добавил он.
Я обратила внимание, что себе он оставил бутылку с «Колой», а мне протянул «Бренди-колу». Я тогда ещё спросила: «А почему себе просто «Колу»?» он ответил, что пока не загонит автобус в гараж, то он считается за рулём, а «Бренди-кола» хоть и слабо, но всё же алкогольный напиток. Да и мне, мол, нужно немного крепче напиток, чтобы я расслабилась и успокоилась. Мы с ним чокнулись бутылками – за наступающий новый год и выпили…

Маша замолчала. Она хмурилась, растирая левой рукой висок. В правой у неё был стакан из которого она отпивала сок. Старики сидели в ожидании продолжения рассказа, чтобы понять, как же она попала в их подъезд. Прошло не менее пяти минут, а Маша так и сидела, хмурясь, и растирая виски уже обеими руками. Иногда она тёрла переносицу между бровями, но и это не помогало вспомнить ей, что же было дальше.
- Так как же вы оказались у нас в подъезде? – не выдержала Софья Михайловна.
- Не знаю, - растерянно ответила Маша. – я не могу вспомнить что было дальше! Стараюсь, но дальше -  какой-то провал. Чёрная дыра. Ничего не помню. Какие-то обрывки фраз, отдельные слова, но ничего конкретного. Следующее, что я помню – это лицо Георгия, когда я очнулась в подъезде.
- Странно… - протянул старик. – Ну, не могли же вы отключиться от стакана «Бренди-колы»? Если мне не изменяет память, этот напиток относится к слабоалкогольным…
- Действительно. – подтвердила княгиня.
- Вот и я думаю – что же такое произошло, почему я не помню, как оказалась в незнакомом подъезде?
- Может, этот помощник водителя пригласил вас к себе или в свою компанию, чтобы вы не чувствовали себя такой одинокой в такой прекрасный праздник? – предположила Софья Михайловна.
- Надеюсь, что так и было, - без особого энтузиазма согласилась Маша и, помолчав, немного добавила, - Вообще-то я не хожу в гости к незнакомым или малознакомым людям. Ну, мало ли к кому попадёшь…. извините, я не имею в виду вас и Георгия. Тут особый, что называется, случай… без одежды, за час до праздника. Но тогда я ещё успевала добраться до дома и вряд ли могла согласиться пойти к незнакомым людям, с незнакомым мужчиной.
И тут  с возгласом: «Господи, да что же это такое?! Я ничего не помню!» - Маша расплакалась. Старики на мгновение растерялись, но уже в следующую минуту Андрей Максимович наливал Маше в стакан воду, а Софья Михайловна, подвинув ближе свой стул, обняла её за плечо, прижала и ласково гладила по голове:
- Ну, не плачьте, милая! Всё прояснится, вот увидите! – утешала старушка.
- Да-да, непременно! Сейчас вернётся Гера, он, наверняка, уже нашёл - у кого же вы были в гостях. – поддержал её князь. - Наверное, так и было, что вы с этим водителем пришли сюда. Отмечали праздник, ещё выпили и вышли на лестницу, присели на подоконник. От нервного напряжения и выпитого, вы, наверное, расслабились и уснули… - предположил старик.
Маша с надеждой посмотрела на княгиню и князя, взяла протянутый князем ей стакан и отхлебнула глоток воды.
- Спасибо, поблагодарила она, встала и направилась в сторону прихожей.
- Куда вы, Машенька? – встревожилась Софья Михайловна.
- Извините, я на минуту в ванную – приведу себя в порядок. – ответила девушка и, наклонив голову вышла.

* * *

Гера ушел за альбомом, а старик обратился к жене:
- О чём рассказать?
- Да ведь ты уже решил, о чем…. –  ласково усмехнулась ему она.
- Вы позволите старику отлучиться на пару минут? – обратился он к Маше. – Боюсь, что Гера не найдёт то, что сопроводит мой рассказ, так как эта вещь лежит в отдельном месте….
Князь встал и направился к выходу. Женщины остались за столом одни. Телевизор беззвучно мелькал новогодним концертом.  За окном начинался снегопад.  Медленно кружась, накрывая всё вокруг мягким, пушистым белым ковром, опускались белые хлопья. Камин тихо «потрескивал дровами» и по его «поленьям» прыгали язычки «пламени». Хоть камин был электрическим, а не настоящим, но он делал комнату намного уютнее, располагая к задушевным беседам у огонька.
Маша смотрела вслед уходящему старику, а Софья Михайловна, делая вид, что переставляет на столе тарелки,  украдкой рассматривала гостью. Ей нравились мягкие черты девичьего лица, её прямой, мягкий и искренний взгляд. Княгиня искренне верила, что это та самая женщина, которую предсказали карты в её гадании.
После того рождественского вечера, когда Георгий не дослушал предсказание до конца, Софья Михайловна ещё несколько раз гадала на Геру разными способами. И каждый раз выпадала одна и та же дама, которой суждено будет изменить его жизнь. Она должна была его вернуть к полноценной жизни, вдохновить к творчеству. Но одно было неясно – чем же закончится вся эта история? Всё указывало на большие перемены в жизни Георгия, но в то же время, отношения с выпадавшей дамой оставались «открытыми», что называется, на усмотрение самого Геры.
Что бы как-то нарушить воцарившееся молчание, княгиня уронила со стола нож. Звон упавшего ножа заставил Машу повернуться к столу. Она наклонилась за ножом и заметила:
- Мужчина торопится!
- Вы верите в приметы? – поинтересовалась княгиня.
- И да, и нет, - пожав плечами, ответила девушка.
- Как это? – удивилась старушка.
- Верю в хорошие, а плохие стараюсь не замечать. – улыбнувшись пояснила Маша.
- А в гадания верите?
- Верю. Но сразу предупреждаю гадалок, чтобы о плохом мне не говорили.
- Почему? – удивилась княгиня
- Ожидать чего-то хорошего – намного приятнее, чем бояться всех и всего, трястись от страха в ожидании чего-то плохого.
- Резонно, - заметила княгиня. – А кто вам гадал и как давно?
- Да, так, как-то гадала цыганка у вокзала, но это было давно, лет пять назад. А потом мы с девчонками-однокурсницами гадали на прошлое Рождество.
- И как же вы гадали? Бросали сапог за порог? Капали воском на воду? Жгли бумагу? Или ещё как?
- По-разному. Было весело! Но это было похоже на дурачество. Хотя, говорят, что кое-что из тех гаданий сбылось … правда не у меня.
- А что же выпадало вам в гадании? На жениха гадали или на судьбу?
- На судьбу я не гадаю. Я несчастливая.
Княгиня подняла удивлённо брови.
- Почему вы так решили?
- Какое уж тут счастье, если я круглая сирота? Мама умерла, рожая меня, папа погиб через два с половиной года. Воспитывала меня бабушка – мамина мама, но и она умерла, когда я закончила институт… Так что счастье меня обходит стороной. – подытожила Маша и заметно погрустнела. Она отвернулась к камину, скрывая блеснувшие на глазах слёзы.
Старушке стало неловко, что она навеяла на девушку грустные воспоминания. Она никак не могла предположить, что Маша, говоря о том, что несчастливая, имеет ввиду потерю родных людей, а не неудачи с кавалерами. И чтоб как-то отвлечь Машу от невесёлых мыслей, Софья Михайловна, как бы рассуждая вслух, спросила:
- Но разве то, что мама дала вам жизнь, что бабушка вас не оставила, а растила, заботилась, хотя ей было, наверняка, нелегко это делать одной, разве это не счастье? Есть люди, которым даже в этом не посчастливилось. Которых бросили при рождении, отказались от них, но они не считают себя несчастными. Жить на земле – это уже счастье. А жить человеком, а не каким-нибудь животным или насекомым  – это вдвойне счастье. Человеку дано не просто жить, руководствуясь простыми инстинктами – есть, пить, спать, плодиться, но и дано большее – интеллект,  мышление, способность любить, творить … . Да мало ли ещё того, чего не дано животным? И поверьте, голубушка, не зря говорится в народе – свято место пусто не бывает. Это отнюдь не про рабочие вакансии! Если жизнь кого-то от нас забирает, то она не оставляет это место пустым. Она всегда на это место приведёт к нам кого-то другого. Вопрос стоит только в том – впустим ли мы его в нашу жизнь? Подходит ли он нам? И тут уж каждый решает сам…
Маша сидела у стола, слушала Софью Михайловну и чувствовала, как глубоко проникают в её сознание слова женщины, жизнь которой не была сплошь усыпана розами, которая немало, видимо,  повидала и пережила на своём веку. Она вдруг поняла, что сказанные княгиней слова – это ключ к её недавним ощущениям по отношению к этой старушке. Более того, она теперь поняла, почему при первом же взгляде на Софью Михайловну, эта женщина показалась ей до боли знакомой и почти родной. Она напоминала ей умершую бабушку, общения с которой так не хватало Маше. Жизнь привела к ней (или привела её к этой женщине? – впрочем, уже не имело значения кого и к кому, но привела) Софью Михайловну. И Маша уже твёрдо знала для себя, что эта встреча не была случайностью, и не будет просто ничего незначащим эпизодом в её жизни. Жизнь заполняла пустоты…
- Я вас заболтала! Простите, ради Бога! – спохватилась княгиня. – Значит, на судьбу не гадали, а гадали на жениха? И что? – перевела она разговор.
- Да, так, ничего конкретного… - пожав плечами и повеселев, в предчувствии интересного общения, отозвалась Маша.
- Что же вы считаете конкретным – имя, фамилия и адрес прописки? – поинтересовалась женщина.
- Почему же? – почувствовав иронию, слегка обиделась девушка.
- Так что же вам предсказывали?
- Когда-то, гадая с зеркалом и свечкой, - знаете такое? – я видела, но как-то неясно, темноволосого мужчину, который подходил ко мне из-за спины и нёс в руках розы. Обернулась, а в комнате, конечно, никого кроме подруги нет. А обернулась-то – чтобы рассмотреть его лицо. После того раза я больше не гадаю. Я тогда так напугалась! Ведь он появился из тёмного угла, и казалось, что стоит только протянуть руку и дотронусь…
- А он не был похож на нашего Геру? – поинтересовалась Софья Михайловна.
- Не знаю, - смутившись, пробормотала Маша.
- Нет, я не намекаю и не навязываю вам его в суженые. – оправдывалась княгиня. – Но, может, Георгий и есть тот, кого вы тогда видели в зеркале?
- Не знаю. Может быть, а может, и нет. – повела плечами Маша.
Софья Михайловна вдруг подвинула ближе свой стул и, наклонившись так, чтобы видеть лицо девушки, заглянула ей прямо в глаза и так же прямо спросила:
- Он вам нравится?
Маша уставилась широко открытыми глазами на княгиню – что она хочет от неё услышать, зачем ей нужно знать о её чувствах к соседу и вообще, что происходит?! Заметив смятение в лице девушки, княгиня попыталась её успокоить:
- Я вас обескуражила своим вопросом? Простите, милая! Но Гера для нас с Андреем Максимовичем как родной сын, мы переживаем за него и хотели бы, чтобы у него в жизни было всё хорошо. И оно почти так и есть. За исключением одного – нет семьи, а ведь он уже не мальчик.
Эти слова не только не успокоили Машу, но и ещё больше взволновали. Предательский румянец! Он, как всегда невовремя, опять пылал на щеках! Маша не понимала – чего от неё-то хочет эта женщина? Уж не….. Маша зажмурилась и потрясла головой, будто хотела прогнать наваждение. Но, открыв вновь глаза, увидела перед собой всё ту же картину – полупустая комната, стол и смотрящая ей в глаза Софья Михайловна. Девушка отшатнулась от женщины и даже попыталась отодвинуть стул, чтобы встать. Но княгиня взяла её за руку и, похлопав сверху другой, с сожалением попросила:
- Ради бога, не пугайтесь! Вы меня не так поняли! Что-то сегодня у нас не ладится с выражением мыслей. – посетовала она. - Сначала  Гера, теперь вот я. И что-то говорим не то и не впопад! Я постараюсь объяснить…
Маша насторожённо смотрела на женщину, готовая в любую секунду  вскочить и бежать. Куда? Да хотя бы и на лестницу! Она осторожно вытащила руку из ладоней Софьи Михайловны.
- Не бойтесь! – улыбнулась княгиня.  – Неужели я вас так напугала? – чуть помедлив, она продолжала. – Мне показалось, и если я не права – скажите, что Гера вам понравился. – Она взглянула на Машу, которая сидела молча и, казалось, чуть успокоилась, но всё ещё была достаточно напряжена. – На сколько я знаю Геру, думаю, вы тоже ему понравились и даже более того! Я давно не видела его таким. Я не в праве рассказывать его историю, но думаю, он сам, со временем,  вам расскажет о том, что с ним произошло и почему всё так случилось. Но, поверьте, Машенька, Гера - хороший человек. Очень хороший! Он добрый, заботливый и вообще – большая умница! Вы присмотритесь!
Софья Михайловна говорила с таким вдохновением, что Маша уже смотрела на неё не с испугом, а с неподдельным интересом, но всё же недоумевала – «и что же?», «чего от неё-то хотят?»  Немного справившись с эмоциями, женщина продолжала:
- Если почувствуете, что не сможете его полюбить, что ничего к нему не чувствуете, то не играйте с ним. Не давайте напрасных надежд. Я прошу вас! – почти взмолилась Софья Михайловна и в этой просьбе, в её голосе,  Маша почувствовала неподдельную тревогу за Георгия.
- Я и не собиралась играть с ним! – заверила Маша и чтобы совсем успокоить разволновавшуюся женщину, она бережно взяла её сухонькую руку в свои ладони и, посмотрев старушке в глаза, созналась: - Вы правы, дорогая Софья Михайловна! И от зрелого глаза ничто не скроешь - Гера мне, действительно понравился, очень,  но я даже сама себе боялась в этом признаться. Ну, сколько мы с ним знакомы – каких-то, три-четыре часа? Разве можно влюбиться за такой короткий срок?
- Можно! – тихим эхом отозвалась женщина и ласково погладила Машу по голове. – Поверь, девочка,  можно!
Маша удивлённо посмотрела на старушку:
- А по-моему надо сначала хорошо узнать человека и уж только потом можно говорить о любви.
-Не обязательно! – мягко возразила ей женщина. – Любовь странная штука! Порой влюбляешься вопреки всему и всем. Бывает, любят человека «не достойного», «не равного». Просто любят и не могут объяснить - почему и за что? Не скрою, влюбляются и после долгих лет дружбы, как полюбила я Андрея Максимовича. Но опять же, случается это вдруг, как озарение, когда вдруг понимаешь, что ближе и роднее этого человека для тебя нет. А вот если «изучаешь» человека для того, чтоб «потом» полюбить – это уже не любовь! Это совсем-совсем другое!
- Значит можно влюбиться с первого взгляда? – тихо спросила Маша не то у себя, не то у Софьи Михайловны.
- Можно! Вот только какой взгляд считать первым? Ведь можно смотреть и не видеть, а потом вдруг, как из тьмы на свет выйдешь – раз! А вот оно!
Обе женщины улыбнулись друг другу и Маша, вдруг, как испугавшись чего-то или вспомнив о чём, попросила:
- Софья Михайловна! Только вы не говорите Гере о нашем разговоре, хорошо? – и она с надеждой посмотрела княгине в глаза.
- Этого разговора и не было! – подмигнув, ответила Софья Михайловна и прижала указательный палец к своим губам.
«Замечательная старушка! – с восхищением подумала Маша. – Она действительно переживает за Георгия, как за родного сына. Не каждая мать способна на такое для своего ребёнка, а тут – соседский сын, внук, а они переживают за него…. А что за история произошла с НИМ, о чём не стала говорить Софья Михайловна?»

* * *

Георгий быстро прошёл на кухню и почти сразу вернулся. В руках у него был ключ. Кукушка на кухне откуковала пять раз. Старики, наверное, давно уже спали, а поиски «какой-то вещи в какой-то коробке» – был только предлогом, чтоб уйти. Маша вышла на лестничную площадку. Георгий даже не стал закрывать дверь своей квартиры. Он ещё раз попытался задержать, а может и вернуть обратно Машу:
- А, может чаю?
- Нет. Уже поздно. Да и не удобно перед Софьей Михайловной и Андреем Максимовичем. Они меня приютили, а я так поздно приду…
- Тогда, может, вообще не ходить? Оставайся у меня! – предложил Гера.
Маша видела его попытки найти предлог, чтоб вернуться назад в квартиру, но теперь была её очередь подразнить его.
- Пить чай? Или танцевать?
- Да что захочешь! – обрадовался слабой надежде Георгий.
- Нет, спасибо! Я сыта и пить не хочется. Я вообще на ночь стараюсь много не есть… А танцевать – тоже уже поздно. Послушай-ка, почти все соседи уже спят.
- Но мы тихонько, никто не услышит!
- Нет, не хочется. А для чего тогда возвращаться?
- Можем просто посидеть, поговорить, посмотреть телевизор – он до утра будет работать… - уговаривал Гера.
- А если мне спать захочется?
- Я постелю тебе на диване. Правда, он в кухне, но мягкий, удобный!
- А где же ты будешь спать? У тебя ведь негде больше лечь? Или сюда пойдёшь? – допытывалась Маша, махнув рукой в сторону двери стариков.
-  Что-нибудь придумаю. За меня не беспокойся! – заверил он девушку.
-  Как же не беспокоиться? – продолжала дразнить отчаявшегося кавалера Маша. – А вдруг на тебя опять что-нибудь найдёт, и ты среди ночи придёшь на кухню, где буду спать я?
- Что «найдёт»? – не понял Гера  - В каком смысле?
- Ну, я не знаю, может, захочешь воды? А потом опять скажешь, что не знаешь как и что получилось… - уже не скрывая иронии ответила Маша. – Так что, я лучше переночую у князей. Никогда ещё не спала в княжеской спальне, на княжеской кровати!
Гера понял, что Маша всё это время на площадке дразнила его, а он попался, как мальчишка!
- А ты ёжик, колючий ёжик! – похвалил он Машу, за удачный розыгрыш.
- Один-один! – тихо отозвалась Маша.
- Что значит «один-один»?
-  Ты меня поставил в неловкое положение, а я – тебя! Один-один!
- Машенька, прости! – Гера сделал шаг к девушке, прислонившейся к дверному косяку у соседских дверей, и взял её за плечи. – Я не знаю, зачем сказал о терассе, но я тогда просто любовался тобой. Ты невероятно привлекательна, когда удивляешься или сердишься. – попытался он оправдать свой поступок.
- Любовался? – удивилась Маша.  – Привлекательна, когда сержусь или удивляюсь? Ты что, смеёшься?!
-  Нет. Ты действительно невероятно привлекательна! У тебя такие глаза!
Маша опешила от такого заявления:
- Спасибо, конечно! Но неужели я привлекательна только, когда сержусь и удивляюсь?
- Конечно, нет! – заверил её Гера. Но когда ты возбуждена – то особенно привлекательна! Просто необыкновенна!
Девушке стало неловко, и чтобы хоть как-то скрыть это, она посмотрела ему в глаза таким нежным и долгим взглядом, что у Георгия дыхание перехватило. Она ощутила его смятение, потому, как он ещё крепче сжал её плечи и попытался привлечь к себе, чтоб поцеловать. Она выскользнула из его рук и лукаво спросила:
- И поэтому ты ничего другого не придумал, как «подколоть» меня?
- Нет, тогда не придумал – оправдывался Гера. – Но зато сейчас я придумал кое-что другое и, думаю, что этот способ будет не менее действенный, чем тот…
С этими словами Георгий схватил Машу в охапку, да так сильно, что она не могла пошевелиться в его объятиях.  От неожиданности она запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо и понять, что он намеревается делать. И в этот момент он впился губами в её губы,  да так жадно, будто делал это от отчаянья или в последний раз в жизни. Казалось, что он хочет запомнить этот поцелуй, потому что другой возможности поцеловать её у него больше никогда не будет.
Маша, напуганная таким натиском, попыталась сначала сопротивляться, но прижатые вдоль тела руки вытащить было невозможно. Её попытки сопротивления  с каждым рывком становились всё слабее и слабее, пока окончательно не прекратились, и тогда она просто обняла его за талию.
Гера ослабил хватку и теперь просто целовал её, чувствуя, что в нем опять нарастает волна страсти. Ласки его становились всё жарче и настойчивее. Маша совсем уже было потеряла голову под натиском его поцелуев, ощущая, как голова начинает кружиться, а внизу живота становится горячо.
И тогда, испугавшись этих ощущений, она, с трудом совладав с собой, отстранилась от Георгия и с опаской оглянулась по сторонам. «Господи, что я делаю? – думала она. – Как так можно? Мы знакомы меньше дня! Мы практически ничего не знаем друг о друге и вдруг так вот, целоваться в подъезде? А что бабушка сказала бы, если бы такое увидела? Боже!». Маша попыталась освободиться из объятий Геры и остудить его пыл:
- А если нас сейчас кто-нибудь увидит? Что подумают? – шепча, спросила она его, прислушиваясь к звукам за дверью соседей.
- Что подумают? – переспросил Георгий, мало понимая смысл вопроса и продолжая нежно её целовать то в шею, то в лицо.
-  Ну да, подумают, Бог знает что! – настаивала девушка.
- А кто увидит? – успокаивал её Гера. – Ночь же на дворе, глубокая ночь. И уже все спят…
Не успел он договорить, как дверь этажом выше хлопнула, и раздались шаги спускающейся пары. Это были молодые мужчина и женщина.  Проходя мимо, они заговорщицки покосились на Георгия с Машей, а затем пожелали не «Спокойной ночи!», «Весёлых праздников!» или, хотя бы, «Доброго утра!», а «Весёлой ночи!». Игриво обняв женщину за талию, мужчина подмигнул Георгию, и они со смехом удалились вниз. Через минуту внизу хлопнула входная дверь подъезда и шаги затихли.
- А ты говоришь, что все спят. – упрекнула Маша Георгия.
- Значит ещё не все, или уже не все спят – оправдывался он, и нежно привлекая Машу к себе. -  Новогодняя ночь ведь! Люди празднуют и ходят в гости или возвращаются из гостей. – продолжал он успокаивать разволновавшуюся девушку, не переставая поглаживать пальцем руки её шею и щёки. Он приподнял её подбородок и уже склонился, чтобы поцеловать, но в этот момент дверь за его спиной открылась, и из квартиры Дивы на лестницу вывалил парень. Он испугано покосился на Георгия, и попытался, было, войти обратно в квартиру, но Дива-Кэт, уже изрядно помятая и с размазанным под глазами макияжем, преградила ему дорогу:
- Домой, домой! – скомандовала она парню.
Из-за открытой двери она не сразу заметила Геру и стоящую за ним Машу. Этого могло бы и не произойти, но парень, собираясь уже сойти по лестнице, почему-то помахал не Кэт, а Георгию. Со словами: «Будьте здоровы!» он медленно зашагал вниз. Кэт с интересом заглянула за дверь и обнаружила там парочку. Гневно сверкнув глазами, хмыкнув, она смерила взглядом сначала Машу, потом Георгия и с язвительностью в голосе пожелала: «С новым счастьем!» Она с такой силой хлопнула дверью, что над косяком отвалился кусок штукатурки. За дверью послышался звон разбившейся посуды и что-то вроде дикого рычания вперемежку с ругательствами.
- Ого! – удивилась Маша. – Да тут бушуют страсти! По-моему эта девушка имеет на тебя какие-то виды. – предположила она.
- А теперь ещё и зуб, величиной с кинжал. – пошутил Георгий, копируя акцент Софьи Михайловны.
- Ты смеёшься? – удивилась Маша. – Как так можно?! Она, видимо, любит тебя! Как ты можешь смеяться над любовью? Это жестоко! – она повернулась и пошла прочь, к квартире стариков.
- Не сердись! – попросил он, поймав её за руку. – Я вовсе не смеялся, а просто пошутил!
- «Пошутил» - передразнила его Маша. – И шутить с любовью нельзя! – сказала она назидательно.
- А я и не шучу! – спокойно оправдывался Гера. – Ну, иди ко мне – притянул он её к себе и обнял. – Девочка моя!  - ласково прошептал он, погладив девушку по волосам. - Какая ты, в сущности, ещё девочка! Всё у тебя разложено по полочкам – «это правильно», а то «не правильно»! Это – «чёрное», а это – «белое»! А жизнь, она, как зебра – полосатая. Полоска темная, полоска светлая, полоска узкая или широкая… - он немного помолчал. -  И в темноте всё кажется тёмным, страшным и даже враждебным. Ты в детстве боялась темноты?
Маша молча покивала согласно головой и прижалась к груди Георгия, как прижимаются напуганные дети, когда ищут защиты у взрослых. Она слушала стук его сердца, и от его ровного  и спокойного стука ей становилось спокойно и легко. В его объятиях она чувствовала себя защищённой от всех горестей мира….
- Вот и в жизни так. – продолжал Гера, поглаживая Машу по голове. - Попадёшь на тёмную полосу, и сразу кажется, что вокруг одни враги, что все плетут против тебя интриги и никому доверять нельзя. Это страшно, когда никому нельзя доверять. Когда ты один. Когда можешь рассчитывать только на самого себя!
- У тебя с ней что-то было? – вдруг подняла она голову и заглянула ему в глаза. – Она тебя ревнует!
- У каждого из нас что-то, когда-то было. – уклончиво ответил он, но почувствовав, что Маше не понравился его неопределённый ответ и сказал почти по слогам, – У меня с ней ничего не было. – и он снова прижал её голову к своей груди.
Он замолчал и, если бы Маша в этот момент заглянула ему в лицо, то увидела бы, каким мрачным и серым оно стало. Каким колючим и холодным стал взгляд его глаз, цвета стали. Но головы она не подняла. Она по голосу, тяжёлому дыханию и глухому стуку сердца поняла и так, что сейчас он не просто философствует ради красивых фраз, а вспомнил что-то глубоко личное. Она не торопила его и не стала расспрашивать. Она чувствовала, что сейчас ещё не место и не время для исповедей. Может, это произойдёт потом, позже, когда они будут оба готовы открыться друг другу до конца…. А, может, этого и никогда не произойдёт. Но только не сейчас….Они слишком мало ещё знали друг друга, чтобы оголять душу.
По сути, они сейчас походили больше на случайных попутчиков в купе или на курортников, где можно было наплести чего угодно, не беспокоясь о том, что где-то и когда-то что-то окажется неправдой. Может, так они и сделали бы, если б были уверены в том, что не собираются в будущем иметь никаких отношений. Но это было не так. Их тянуло друг к другу, и только Богу было известно, что получится из этой встречи. А, может,  и сам Бог, развлекаясь человеческими судьбами, ещё не знал, чем закончится вся эта история….
Они стояли так, обнявшись: он гладил её волосы, а она – слушала его дыхание и стук сердца, которые становились всё ровнее и спокойнее. Когда Георгий успокоился, «отошёл» от своих воспоминаний, он отстранил Машу, пристально и внимательно посмотрел ей в глаза, как будто искал в них ответы, на мучающие его вопросы. Она смотрела на него спокойно, не отводя взгляда.
Наклонившись, он нежно поцеловал её в глаза. Эти глаза, как два больших агата, как омуты озёр или реки! Невообразимое волнение и нежность накатывали на Георгия, когда он смотрел в эти глаза. Он насчитал уже более десяти разных оттенков взглядов этих глаз – спокойный и доверчивый, строгий и колючий, тревожный, стыдливый, смущённый и игривый, испуганный и растерянный. А сколько ещё таили эти глаза? И ему захотелось открыть все тайны этих глаз…
Маша закрыла глаза и молча принимала его нежные ласки. Он прикасался к ней как к хрупкой вещи, которую можно повредить всего лишь одним неосторожным движением, а она замерла в его руках, словно бабочка. Таких прикосновений она ещё никогда не ощущала. Мелкая дрожь пронизала её с головы до ног и обратно. Она вздрогнула, когда Гера, наклонился к её уху и тихо и нежно прошептал:   
- Пойдём ко мне? 
Она молча освободилась от его объятий, открыла дверь квартиры Софьи Михайловны и так же молча захлопнула её за собой.
Маша не смогла сразу отойти от двери. Со слезами обиды обманутого ребёнка она прижалась спиной к входным дверям и, сползая по гладкой деревянной поверхности, беззвучно плакала. «Неужели всё, что говорила про НЕГО княгиня – всё ложь?! – думала Маша. – Неужели эта милая, на взгляд женщина, так похожая на бабушку Лизу, обычная сводня?! И тогда получается, что все ЕГО поцелуи и ласки – это игра и ложь?! И всё это только ради одного – затащить меня в постель?!» Маша истязала себя вопросами, не находя на них ответы и от этого ей становилось ещё хуже – слёзы текли уже просто ручьём.   
- Идиот! – услышала она за дверью тихий голос Георгия и глухой стук, будто кто-то стукнул в стену кулаком. – Какой идиот! Ну, не такая она, видишь же! Так ведь надо было обязательно ещё и проверить! – сам себя ругал Гера.
Он, разумеется, не мог знать, что Маша сейчас сидит под дверью и плачет, растирая слёзы по щекам. Но он не хотел идти к себе, раздумывая как быть – объясниться с Машей утром или прямо сейчас? Звонить ему не пришлось бы, ведь у него был ключ от квартиры…. Просто зайти и пройти к ней в комнату? Но таким напором он может её напугать и захочет ли она теперь его слушать?!
Так Гера ходил в раздумье по лестничной площадке, а Маша, понемногу успокаиваясь, разглядывала квартиру, где ей предстояло провести остаток ночи и, возможно, часть дня – пока она не найдёт свои вещи и не уйдёт домой.

* * *

- Гера? – проворковала Кэт, распахнув настежь двери. – А я-то думаю – стучит кто или послышалось? – толи спрашивая Геру, толи рассуждая вслух, почти промурлыкала Дива и с интересом осмотрела площадку, видимо, на предмет присутствия Маши.
Она стояла на пороге своей квартиры в полупрозрачном красном пеньюаре, который, соскользнув с плечей, держался на согнутых в локтях руках, как шаль,  и такой же почти прозрачной короткой ночной сорочке. В глубоком декольте без особого труда можно было разглядеть округлые груди «аля-Памела Андерсон». Кружевные трусики в тон ночному белью напоминали скорее фиговый листок на шнурках, и призваны были возбуждать в «жертве» - в данном случае, в Георгии – низменные инстинкты. Длинные загорелые ноги были обуты в красные атласные шлёпанцы на каблучке. Красный обруч поддерживал на первый взгляд небрежную, но замысловатую «причёску».
Весь образ Дивы был хорошо продуман и тщательно подготовлен. Неискушённому зрителю могло показаться, что Кэт только что встала с постели, разбуженная стуком. Но это только неискушённому. Георгий не был таковым, и он сразу заметил свежее подправленный макияж. Если бы не недавняя встреча на лестнице, когда Кэт «провожала» своего гостя и макияж у неё тогда изрядно «поплыл», он, может быть, и поверил бы в то, что Дива спит «при полной боевой раскраске».
- Да, это я тут, нечаянно на стену налетел… - оправдывался Гера, равнодушно разглядывая выставленные напоказ прелести Дивы.
- А ты что, пьян, что на стены налетаешь? – заигрывала Кэт, явно довольная тем, что рядом не обнаружилось девицы, которую он невесть откуда взял.
Она сама слегка покачивалась в дверном проёме. Походило на то, что она была пьяна, но это могло быть и тщательно продуманным ходом, чтоб заманить Геру в квартиру.
- Нет. – всё так же равнодушно ответил ей Гера. – Ты ведь знаешь, что я почти что трезвенник: пью редко и всегда знаю меру.
- Ой-ой-ой! –  продолжала флиртовать Кэт. – Помнится мне были в товоей жизни не совсем трезвые дни….  И давно ты в трезвенники-то записался?
- А вот, как только постригся в мусульмане. – пошутил Гера и чуть не рассмеялся, заметив удивление соседки.
- Ты что, серьёзно?! – не верила Кэт, широко раскрыв глаза и рот от удивления.
- Вполне! – продолжал разыгрывать доверчивую Диву Георгий. – Я ведь не зря жил в Эмиратах! Там все мусульмане. И на работу не берут, пока не примешь ислам. А я ведь там работал как-никак целых три года! Даже хадж совершал в святые места и намаз по пять раз в день. – добивал «подробностями» Гера изумлённую Кэт.
Дива стояла в дверях совершенно обалдевшая от свалившейся на неё информации, но, тем не менее, она сообразила, как можно хитро повернуть этот разговор – чтоб заманить соседа к себе в квартиру.
- Так ты что, и обрезание делал? – поинтересовалась томно воркующим голоском она и сделала шаг в сторону Георгия.
Гера отступил на шаг назад и продолжал свою игру.
- Конечно! – заявил он. – Где ты видела мусульманина или еврея и не обрезанного?
Заинтригованная, уверенная в своей неотразимости и соблазнительности, в предвкушении зрелища, она отступила в глубь квартиры и махнула рукой, приглашая пройти. Томным голосом, растягивая слова и щурясь подобно кошке на солнце, она почти как довольная кошка и проурчала:
- Может, зайдёшь и расскажешь о жизни на Востоке? Как оно там, в жарких-то странах?
- Не могу, - делая вид, что искренне сожалеет, сказал Георгий и даже вздохнул для большей убедительности. – Мужчина на женскую половину может входить только в гареме своего дома. К посторонним женщинам он входить не может! Традиция Востока! – пояснил он.
Кэт, поверив в то, что Георгий, действительно стал мусульманином, разочарованно вздохнула, но всё же сделала ещё одну попытку:
- Но ведь я не чужая, мы знакомы сто лет, можно сказать!
- Не могу! – настаивал Гера, - Только в гарем к жёнам!
- А гаремом ты там не обзавёлся случайно?
- Случайно, но не обзавёлся – заверил её Гера.
- Жаль! А, может, и наоборот хорошо, ведь ты значит, ещё свободен?
- Как птица! – отпарировал Георгий.
- И что, не нашлось ни одной восточной красавицы, чтоб тебя окольцевать?
- Ну, почему не нашлось? Нашлось! И ты её видела! – соврал он.
- Когда? – удивилась Кэт, но, догадавшись кого имел ввиду Георгий, хмыкнула, - Уж не эта ли, что была тут с тобой?
- Она. – подтвердил Гера.
- И где же она теперь, если ты тут один и стучишь по стенам? Сбежала? – вдруг злобно спросила Дива, и в её глазах сверкнул недобрый огонёк.
- Пошла спать – спокойно доложил Гера и, повернувшись к своей двери добавил, - и мне пора! А то она меня уже заждалась – соврал он.
- А как же гарем и всё такое?
- Так то ж на Востоке всё строго, а тут Европа! – грустно усмехнулся Гера и потяну дверную ручку.
- Ну и вали! – вдруг резко, почти крикнула Кэт вслед Георгию. – Вали к своей…. – она запнулась, подбирая слова и в глазах блеснули слёзы. Дива метнула гневный взгляд в спину парню и со словами – Да пошёл ты! – громко хлопнула дверью.
Георгий даже не обернулся в сторону хлопнувшей двери, но задержался ещё на несколько секунд, надеясь, что, может быть, откроется дверь напротив? Она по-прежнему была закрыта – видимо, там уже все спали.
Он сел за стол у беззвучно мелькающего телевизора и,  таская с тарелки ломтики ветчины и сыра,  думал о странном вечере и неожиданной встрече, которая перевернула ему душу. Он ласково усмехнулся, вспоминая растерянный взгляд Маши и, закинув руки за голову, откинулся на спинку стула. Из кухни донеслось «Ку-ку!», прозвучавшее как вопрос «Ну, что?». Гера очнулся от своих мыслей, окинул взглядом стол, собрал с него кое-что и понёс на кухню. Там он постелил на диване постель, но лёжа, ещё долго о чём-то думал, закуривая одну сигарету за другой….

* * *

Георгий докурил пачку сигарет, потом пошёл в комнату и выключил беззвучно мелькающий телевизор и камин. Через застеклённую стену терассы он видел, как где-то на востоке, за домами новостроек небо порозовело от восходящего солнца.
«Пора спать!» - скомандовал себе Георгий и пошёл на кухню.
«Ку-у-ку!» - сонно прокуковала кукушка.
- И тебе спокойного сна! – пожелал ей Гера и лёг.

Андрей Максимович тихо вошёл на кухню,  поправил сползшее с дивана одеяло и так же тихо вышел, прикрыв за собой двери. Он не стал будить Георгия, догадавшись по полной пепельнице окурков про бессонную ночь. Не спеша, он обошёл соседние подъезды их дома, но ни у кого, кого князь застал дома, гости не пропадали, и это серьёзно взволновало старика. На улице уже начало потихоньку смеркаться, когда он вернулся домой. Прежде чем зайти к себе, Андрей Максимович позвонил в дверь Георгия. Никто не открыл. Старик открыл дверь ключом и прошёл на кухню. Дома никого не было. Судя по тому, что диван был собран, а чайник чуть тёплым, Гера ушёл из дому около часа назад. Андрей Максимович решил, что Гера уже у них и пошёл к себе.
Софья Михайловна с Машей сидели на кухне и смотрели фотографии. Софья Михайловна была в домашнем платье, поверх которого был повязан фартук. Волосы её были подколоты гребнем на затылке. Маша была в стёганом шелковом халате, который ей дала Софья Михайловна. Волосы она собрала на затылке в хвост, отчего стала похожа на школьницу-старшеклассницу или студентку-первокурсницу. Отсутствие косметики только усиливало это впечатление.   На столе стояли закуски, а на плите шипели и парили сковорода и кастрюли, источая невероятные запахи грузинской кухни. Обе женщины увлечённо о чём-то беседовали и не слышали, как открылась входная дверь.
- Вечер добрый, девушки! – обратился Андрей Максимович к женщинам. – А Георгий был здесь? Я не застал его сейчас дома, а утром не стал будить.
- Заходил. - ответила Софья Михайловна.- Занёс пакеты с продуктами и сказал, что скоро вернётся, но это было почти час назад, а его всё нет. Ты голодный? Скоро будем обедать, вот только сациви доварится …. А ты что-нибудь выяснил?
- Выяснил. Никто из нашего дома гостей вчера не терял. Я обошёл весь дом. Странно как-то. Обычно подкидывают младенцев, а вот взрослых девочек, девушек, женщин? – не припомню такого… Подкидыш такого возраста на моём веку впервые.
- Подкидыш?! – послышался голос Георгия за спиной старика. – Добрый вечер! – показался он в дверях кухни. – А что делают обычно с подкидышами?
- Сдают в детский дом или усыновляют.- не понимая к чему этот вопрос, пожав плечами, отозвалась Софья Михайловна.
- Нет, сдавать Машу в детдом мы не будем - девочка уже большая. Я удочерить её не могу – одиноким, холостым мужчинам детей на усыновление не дают. Что же тогда делать? – Георгий явно был в хорошем настроении и весь его вид говорил о том, что он что-то задумал.
- Нам тоже не дадут удочерить Машу – мы уже не в том возрасте…. – усмехнулся Андрей Максимович.
- А вы неофициально её удочерите! – предложил Гера.
- Да что ты про удочерение-то заладил? – не понимая, к чему клонит сосед, спросила Софья Михайловна.
- Вы сначала удочерите, а потом я скажу, почему я так волнуюсь по этому поводу. – настаивал Гера.
- Ну, если уж на то пошло, то по нашему возрасту мы можем только неофициально «увнучить» Машу. – заметил князь. – А зачем тебе-то это надо? Ты можешь, к примеру, «усестрить» её, если ты хочешь найти Маше семью. И к чему всё это? Зачем тебе это надо? Что ты надумал?
- Нет, нельзя мне её делать сестрой!
- Почему? – удивился князь и княгиня в один голос.
Маша сидела молча, наблюдая за этим странным диалогом, переводя недоумевающий взгляд то на Георгия, то на стариков и не могла понять смысла этого разговора. Она потрясла головой, как будто пыталась стряхнуть наваждение и прийти в себя. Захлопнув альбом с фотографиями, она наконец-то подала голос:
- Ну, пока вы тут решаете кто меня примет в семью и в каком качестве, я тем временем, с вашего позволения, пойду, переоденусь. Можно?
Маша встала из-за стола и вышла из кухни. Софья Михайловна с укором посмотрела на мужчин и, покачав головой, постучала указательным пальцем по лбу:
- Это что-то сродни поговорке: «Без меня меня женили».
Она вышла следом за Машей, бросив на ходу:
- Присмотрите за плитой! А я извинюсь за вас перед Машей. Надеюсь, что она не обидчивая.
Андрей Максимович и Георгий, недоумевая, переглянулись и рассмеялись.
- Представляю, как со стороны выглядел весь этот разговор…. – хмыкнул Гера.
-  А со стороны Маши вообще – полнейшая нелепица! – подтвердил Андрей Максимович, смеясь. Чуть успокоившись, он внимательно посмотрел на Георгия и спросил, - А зачем тебе это усыновление понадобилось? Да ещё и неофициальное какое-то? К чему всё это?
- Хочу сделать всё, как полагается… - уклончиво ответил Гера.
- Что сделать? Как и что полагается? – не понял старик.
- Всему своё время. Не сердитесь, Андрей Максимович, но сейчас я не могу сказать, для чего мне это понадобилось. Есть одна мысль. Я всё позже расскажу, а пока, хочу ещё раз всё тщательно взвесить и обдумать. Предстоит серьёзный и важный шаг в жизни сделать…- таинственно заявил Гера.
- Плохой из тебя конспиратор, мой мальчик! – заявил князь. – У тебя же всё на лице написано – ты собрался сделать Маше предложение. Я прав?
- Неужели и впрямь на лице написано? А Маша, по-вашему, тоже догадалась и поэтому рассердилась? – забеспокоился Георгий.
- Не думаю, что Маша смогла догадаться о твоих намерениях по этому нелепому разговору. Но, когда ты доживёшь до моих лет, то и ты научишься читать по лицам. – улыбнулся князь. – Какой шаг в твоём возрасте может быть важным и тем более серьёзным? Только женитьба! А, проанализировав события последних часов, думаю, что кандидатурой на роль жены стала не соседка Кэт, а таинственная гостья – Маша. Или я не прав? – Гера только дёрнул плечами в ответ, а Андрей Максимович продолжал логическую цепочку рассуждений. – Я понимаю, почему тебе надо подумать ещё и взвесить всё. Как-никак она появилась неоткуда и непонятно каким образом попала в наш подъезд. Во всём нашем доме ни у кого вчера не исчезали малознакомые гости…. Конечно, жениться на первой встречной женщине не стоит. Надо хотя бы минимум узнать о ней, чтоб, к примеру, не выглядеть глупо в ЗАГСе. Представляешь картину? Вы приходите подавать заявление, и ты её спрашиваешь: «Дорогая, а как твоя фамилия и отчество? А ты уже совершеннолетняя? У тебя паспорт есть уже?» Я, конечно, утрирую, но не помешало бы знать о человеке, с которым собираешься жизнь связать, хотя бы его паспортные данные и место прописки, род занятий… Это ведь не в кино сходить…
- Нет, ну минимум минимума я уже знаю – обескуражено оправдывался Гера.
- Что значит «минимум минимума»? – поднял Андрей Максимович удивлённо брови. – Это сколько же ты успел узнать?
- Ну, во-первых, её зовут Маша Мышкина. Во-вторых, ей 24 года. В-третьих, она сирота. Мама умерла при родах, а отец погиб при исполнении – военным был. Воспитывала её бабушка. Они были очень близки, но пару лет назад бабушка умерла. Закончила Маша институт и работает в музее искусствоведом. Живёт одна. Есть близкая подруга - Наташа. Дружат они ещё со школы. К нам в подъезд попала непонятно как, но ехала она от этой подруги из пригорода. Там они собирались встретить Новый год, но Маша сбежала из-за какого-то «козла», который по-хамски повёлся с ней. Ну, как для минимума достаточно?
- Для того, чтоб жениться? – усмехнулся князь,  - А когда ты успел всё это узнать? Неужели вы говорили с Машей об анкетных данных, когда остались одни? Об анкете обычно говорят с девушками некрасивыми, а Маша довольно мила и даже с какой-то степени красива. Прости старика, но я на твоём бы месте,  не устраивал ей допрос, только познакомившись. Обычно, такие вещи выясняются попозже – на втором или третьем свидании, а с красавицами и того позже. Не думаю, что после такой беседы ты и решил жениться. Я так полагаю, что нечто другое тебя вдохновило на женитьбу. Интересно, а что ты ей рассказал про себя, чтоб она без сомнений согласилась выйти за тебя? Ведь она тоже о тебе знает не много или и того меньше…
- Нет, мы не говорили с ней об этом. Всё это, или почти всё, мне рассказала Софья Михайловна… - сознался Георгий. - Но я и сам бы всё это узнал рано или поздно – оправдывался он. – Мне кажется, что Маша – это та девушка, которую я ждал и с которой я хотел бы провести всю жизнь: хотел бы засыпать и просыпаться рядом с ней, хотел бы иметь детей от неё, хотел бы заботиться о ней и детях. Мне кажется, что я её люблю.
- Во как! Любишь? Это, конечно хорошо, что ты хочешь семью, детей, но одно меня настораживает в твоём признании, Гера.
- Что настораживает? – не понял Георгий.
- Одно слово, которое говорит о том, что ты не уверен в том, о чём говорил сейчас.
- Какое слово?
- «Кажется»! Если ты не уверен в своих чувствах и тебе только кажется, что ты готов ко всему этому и хочешь этого, то не стоит сейчас говорить о женитьбе… Может, тогда имеет смысл не торопиться с предложением руки и сердца? Может,  некоторое время повстречаться, лучше узнать друг друга, чтоб потом не жалеть о том, что поспешил? Что если Золушка так и не станет принцессой и не оправдает надежд?  Я не хочу тебя огорчать, но вынужден напомнить об Ольге… Она тоже казалась тебе ангелом, ведь любовь слепа… И тогда ты тоже хотел жениться… Прости, это жестоко напоминать тебе о той истории, но с ней ты был знаком дольше, чем один день и всё равно не узнал её как следует…
- Вы считаете, что я ошибаюсь и в отношении Маши? – насторожился Георгий. – Вы думаете, что она не такая, какой кажется? – беспокоился он.
- Нет. Я этого не говорил. Но ты бы хоть попытался с ней поговорить о её взглядах на жизнь, узнал бы «чем она дышит»? А вдруг она убеждённая феминистка или мужененавистница? Может она вообще не собирается замуж, а детей не любит и не хочет иметь?
- Кто? Маша?! – удивился Гера. – Да она самая лучшая из всех женщин, которых я знал!
- А ты многих женщин знал? – поддел Георгия князь.
- Не многих, но она лучшая из них!
- А вдруг ты встретишь лучше? – допытывался старик.
- Нет, лучше – просто не бывает! Маша для меня единственная в этом мире, в целом свете!
- Как высокопарно! Боюсь, что это в тебе страсть кипит, а не любовь. Ты говоришь как пылко влюблённый  юноша. А влюблённость имеет дурную привычку – она приходит и уходит, она мимолётна.
- А любовь разве не проходит?
- Любовь – она прежде всего спокойна и размеренна в своих чувствах и не терпит суеты. Влюбленность можно сравнить с «Шампанским» - вино игристое, шумное, пьянящее, бурлящее, быстро «бьющее» в голову и ноги. А любовь – это напиток, который чем старше, тем лучше и благороднее. «Охи» и «ахи», вся эта суета - это влюблённость. Но как только нет рядом объекта обожания, и внимание переключается на другой объект, и прежние чувства кажутся заблуждением. Любовь же – это тихая радость от сознания того, что есть любимый человек. Пусть даже далеко, пусть даже с другим человеком, но он есть этот человек. И даже простое осознание этого дает тебе силы жить. Когда ты рад даже случайно пойманному взгляду, когда сердце готово выскочить из груди от простого прикосновения руки. Когда, не взирая ни на что, тебе нужен только этот человек и ни с кем другим ты не мыслишь своего счастья. Когда готов отдать весь остаток жизни ради одного дня, но с любимой. Ну, а когда любимая рядом, в твоих объятиях, то… - старик запнулся, поймав на себе заворожённый взгляд Георгия. Он слегка смутился от этого взгляда, а чуть помедлив, добавил: - Впрочем, у каждого своё определение любви. Каждый сам для себя определяет смысл этого слова.
- Андрей Максимович, вы до сих пор так любите Софью Михайловну? – спросил Гера.
- Софья Михайловна – любовь всей моей жизни. В моей жизни были женщины: случайные и мимолётные встречи, непродолжительные романы. Один из них я завязал ещё в Германии, когда узнал, что Соня влюблена в Карла – сына хозяев. Она тогда считала меня за брата и делилась своими любовными переживаниями. Я подумал, что если начну ухаживать за её подругой, то тогда Соня меня заметит. Заметит во мне мужчину, а не друга или брата. Потом я надеялся, что эта связь поможет мне забыть о моих чувствах к ней. Но всё было напрасным, и спустя пару месяцев, я расстался с той девушкой, которая, надо сказать, была не дурна собой и не глупа. Она, как выяснилось гораздо позже, когда я встретил её в Сибири, оказывается, понимала, что у наших отношений нет будущего, и догадывалась о моих чувствах к Соне. Она же и подсказала где искать Соню, когда потерялся её след в Германии.
Позже, после войны, пару раз казалось, что я нашёл ту, с которой могу прожить остаток жизни. Но через какое-то время я понимал, что кроме Сони мне никто не нужен. Я убеждал себя, что это просто наваждение или болезнь и стоит только нам воссоединиться, всё пройдёт. Знаешь, так бывает, когда мужчина добивается недоступной женщины, а как только овладеет ей, то теряет к ней всякий интерес. Так и я думал, что как только между нами не будет больше никаких препятствий и преград, как только мы будем вместе, всё пройдёт. Я боялся этого. Я боялся потерять свою мечту и разочароваться в цели, достигнув её.
Но страхи оказались напрасными. Годы разлуки закалили мои чувства и когда, закончились наши «хождения по мукам», моему счастью не было предела. Но мы уже были не теми - мальчишкой и девочкой, и между нами была пропасть – жизнь по разные стороны поделённого мира. Я нашёл Соню спустя пятнадцать лет. Я помог вернуться ей на родину. Но понадобилось ещё долгих пять лет на то, чтобы мы могли пожениться. Мы встречались и, чего лукавить, были близки. Обладание любимой женщиной – ни с чем не сравнимое чувство! Но я не верил своему счастью, мне казалось, что Соня по-прежнему видит во мне только друга, а наша близость – это всего лишь чувство благодарности. Я по-прежнему ревновал её ко всем мужчинам, которые пытались за ней ухаживать. Я не предлагал ей пожениться, полагая, что она согласится лишь из чувства долга передо мной. Соня сама сделала мне предложение…  Когда, наконец, мы объединили наши судьбы, я был бесконечно счастлив! Я  так долго мечтал о моей возлюбленной, а теперь мог свободно держать её в объятиях и назвать своей женой.
Наше счастье, к сожалению, не полное. Судьба не подарила нам детей… но это обстоятельство компенсируется тем, что она послала нам сначала Людмилу, потом тебя – вы стали нашим смыслом жизни и мы отдавали вам наше родительское тепло. А теперь вот и Маша ... надеюсь, что она позволит нам принимать участие в её жизни? Она хорошая девушка, мне об этом жизненный опыт говорит. За неполные восемь десятков лет я научился разбираться в людях. А там, Бог даст, будем живы, и твоих детей понянчим … Ты ведь позволишь нам понянчить твоих детей?
- А кто же ещё их сможет нянчить, как не вы с Софьей Михайловной?
- Спасибо за доверие! Будем рады помочь, чем сможем. Вот только долго, наверное, ждать придётся, ведь ты пока ещё не женился, да и «невеста» твоя о твоих намерениях ещё даже не догадывается…
- Думаете, Маша ещё не догадалась, что я хочу объясниться? Думаете, она не подозревает, что не безразлична мне?
- Думаю, что Маша ещё не догадалась о твоих серьёзных намерениях, – успокоил старик, - А вот об искренности твоих чувств лучше всего расскажут твои поступки, твоё отношение к ней. И только потом – слова. Слова, слова – главное найти нужные, самые-самые.
- А что говорят, когда объясняются любимой женщине в любви или делают ей предложение?
- Ты же уже делал предложение Ольге? Что ты тогда ей говорил?
- Тогда мы не говорили о том, что любим друг друга.
- Как это? А как же вы решили пожениться без объяснения и предложения? – удивился князь.
- А мы просто проходили мимо ЗАГСа, Ольга остановилась «поправить застёжку на босоножке», а потом кивнула на дверь и спросила: «А не пора ли и нам туда зайти?» Ну, и зашли, подали заявление… Даже после того, как отдали заявление, вышли на улицу, как-то не обсуждали этого. Всё казалось само собой разумеющимся, естественным, вроде как... Вечером Ольга позвала своих друзей-приятелей, и мы устроили вечеринку-помолвку. Я тогда впервые не помнил, как заснул, а когда проснулся утром в зале, на диване, - рядом спала она. Мы были абсолютно голые, как Адам и Ева. На мой немой вопрос она сказала, что это я настоял на том, чтоб она осталась и что «ночью я был ненасытен». Тогда я ей поверил, так как не помнил ничего, с момента второго бокала. Не говорили мы с ней и о том, почему в спальне на кровати спят полуголые её двое приятелей и подруга. Она только мимоходом бросила, что, мол, было уже поздно ехать в общежитие и она предложила им остаться; а в чём они спят, или точнее, без чего они спят – это не наше дело. Мы вообще мало с ней говорили. После той вечеринки она переехала ко мне и всё наше общение сводилось к «Привет!», «Доброе утро!», «Я не знала, что приготовить тебе на ужин. Может, поедем в ресторан или ночной клуб – там и поужинаем?» Ну, а остальное общение проходило в постели, а там, как известно, слова не нужны…
- Ты так считаешь? Или это Ольга тебе такое сказала?
- Ольга. Она говорила, что для влюблённых слова ни к чему. Достаточно взгляда или жеста, чтоб понять друг друга.
- А, может, она молчала, чтоб в случайно не назвать тебя чужим именем?
- Всё может быть. Теперь-то я на все те события смотрю совсем другими глазами и понимаю, как же я был не прав, не прислушавшись к вашим предупреждениям. Ольга, действительно, была не та девушка, которая могла бы сделать меня счастливым…  Но всё же, что говорят женщине, когда делают предложение?
- Если я тебе скажу эти слова, то это будут мои слова для моей любимой женщины. А ты слушай своё сердце и оно тебе подскажет нужные слова и они будут твои, для твоей женщины.
- А вдруг я не найду нужных слов или они будут не такими, как нужно?
- Если ты не найдёшь «нужных» слов – значит сердце твоё пусто, и нет в нём любви. И что значит «не такие, как нужно»? Кто знает, какие нужно говорить слова? Порой достаточно одного «люблю», а порой надо целый сонет сочинить. Для одной женщины и слова достаточно, а другой – и поэмы с серенадой мало будет. Но одно могу сказать, что с женщинами надо говорить. И в постели в том числе! Женщины любят ушами…
- Это точно! – подтвердила, вошедшая Софья Михайловна. Она обняла мужа и, улыбнувшись, поцеловала его в седой висок. – Женщина способна полюбить и Квазимодо, если он красиво говорит ей о любви. Но есть маленькое «но». Слова не должны расходиться с делом. Чтобы не было как в мультфильме «Я подарю тебе звезду», помнишь такой?
- Помню – слов много, но только до брака, а потом – «вечная кастрюля»…
- Да-а-а, - согласился князь – из-за «кастрюли» не одна любовь умерла и не одна семейная лодка разбилась о «кастрюльные» скалы.
- Именно.  – продолжала Софья Михайловна, помешивая в кастрюле готовящееся блюдо. - Главное, чтобы в семье не было разделения на «женскую» и «мужскую» работу по дому. Ну, какое в городской семье может быть разделение работы? Ну, ясное дело, что вбить гвоздь или передвинуть шкаф – лучше поручить мужчине по той причине, что у него силы больше. Но порой бывает проще сделать самой, чем ждать пока это сделает муж… – рассуждала Софья Михайловна. Потом, вдруг остановившись на полуслове, она внимательно посмотрела на мужчин и со знакомым уже грузинским акцентом спросила: - Э, генацвале, а с чего это ты, дорогой Андрюша вдруг поучаешь семейным премудростям нашего Георгия? Делишься опытом семейной жизни или просто философствуете?
- Не просто, Софико, не просто. – улыбнулся князь, приобняв присевшую рядом на стул жену. – Наш Георгий решил жениться!
- Вах! Какая приятная новость! – Софья Михайловна всплеснула руками и, покосившись в сторону коридора,  полушёпотом спросила, - Надеюсь, на Маше?
- Да.- подтвердил Георгий, но приложив указательный палец к губам, попросил, - Но прошу, пока не говорите ничего ей. Я хотел бы ещё пообщаться с ней, чтоб  быть уверенным и в своих чувствах,  и в том, что и она не просто «крутит» со мной. Хочу быть уверенным, что она не откажет мне, когда сделаю предложение. Не говорите ей и даже не намекайте, договорились?
- Как можно! Мы ни о чём не знаем, правда, дорогой? – обратилась она к мужу.
- Разумеется! – согласился он.
- А кстати, что-то Маша долго одевается. Пожалуй, пойду, посмотрю – в чём дело. Кстати, она ничуть не обиделась на вас. Просто была немного смущена вашим непонятным разговором. И опять же, кстати, а к чему был тот разговор об удочерении?
- Так надо. Я всё чуть позже объясню. – пообещал Георгий.
Софья Михайловна пошла в комнату, отведённую для Маши, а мужчины остались на кухне обсуждать результаты обхода квартир и решали, что делать дальше…

* * *
Когда Маша и Георгий вошли на кухню, на столе уже стояли тарелки и фужеры. Стол был красиво сервирован, а по середине стоял новогодний букет из еловых веток с шишками и роз. Сочетание было непривычным, но весьма оригинальным. На одном краю стола стояли бутылки с вином, соками и минеральной водой, а на другом – блюдо с жареной курицей и гарниром из картофеля. Рядом со столом на сервировочном столике располагались закуски и салаты. На нижней полочке столика стояли вазы с десертом.
Хозяева тоже переоделись и выглядели нарядно, так что Маша чувствовала себя в вечернем платье вполне уместно. Все сели за стол, но на этот раз уже князь ухаживал за женой, а Гера – за Машей.
Первый тост предложила княгиня за новый год, второй  - Маша - за приятное знакомство. Девушка расчувствовавшись поблагодарила и стариков, и Геру - за участие и тёплый приём, что не оставили её на лестнице в новогоднюю ночь, что Гера не прошёл равнодушно мимо. Она даже встала из-за стола и, чокнувшись со всеми поочерёдно, поцеловала каждого из них в щеку. Чокнувшись с Георгием, Маша уже наклонялась к его щеке, но в этот момент Гера развернулся, решив встать и, поцелуй девушки пришёлся не в щеку, а в уголок губ. Хоть поцелуй был короток и представлял из себя обычный чмок, но Георгий инстинктивно прикрыл кончиками пальцев место, где только что ощутил прикосновение горячих девичьих губ, словно пытался задержать ещё хоть на мгновение тепло её дыхания на своей щеке. Это был первый поцелуй, подаренный ему Машей, не по его инициативе…
Маша слегка смутилась такому «промаху» и вопрошающе посмотрела на стариков, которые, улыбаясь, наблюдали за происходящим. Чуть закусив нижнюю губу, как провинившаяся девчонка, которую застали за совершением шалости, она тихонечко присела на край стула, поглядывая то на князя, то на княгиню, то на Геру. Чтобы как-то выйти из затянувшейся паузы, Гера поднял бокал и со словами: «За те странные обстоятельства, которые привели к этому знакомству» - чокнулся ещё раз фужерами с Машей. Все засмеялись, и ужин пошёл своим чередом. 
Когда Георгий в третий раз налил вина в бокалы, слова попросил князь. Он встал, подчеркивая торжественность момента и важность своих слов:
- Машенька, девочка! – начал он, обратившись к девушке, - Спасибо Вам за тёплые и добрые слова. Они для стариков очень важны! – Он посмотрел на жену - та кивнула ему в знак согласия и одобрения. -  Мы, с Софьей Михайловной, подумав над недавними словами Геры, зная о том, что Вы, Машенька, в этом мире без родных и принимая теперь участие в Вашей судьбе, посоветовались в ваше отсутствие и, решили сделать Вам предложение: если Вы не против, мы были бы рады называть Вас внучкой. И, если Вам когда-нибудь понадобится наша помощь, совет или просто поговорить – будем рады помочь и словом, и делом, а надо будет, и материально - на сколько сможем.
С этими словами князь подошёл к сидящей жене и, положив ей на плечо руку, вопросительно посмотрел на девушку:
- Что скажете? Откажете старикам или порадуете согласием?
Маша слушала эти слова со слезами на глазах. Она настолько растрогалась, что слёзы текли по её щекам, а в горле стоял комок, не дававший возможности говорить. Растерянные старики смотрели на девушку и не могли сообразить, что значат её молчание и слёзы – согласие или отказ? Георгий нежно накрыл своей ладонью руку Маши и слегка сжал её. Этот жест ободрения придал ей сил и, справившись, наконец, с волнением, Маша порывисто встала из-за стола. Она подошла к старикам и, обняв обоих, плача, смогла только произнести несколько слов:
- О таких как вы, дедушке и бабушке я могла бы только мечтать. И я рада называться вашей внучкой, пусть даже не официальной…
Софья Михайловна не сдержала вздоха облегчения, да и с лица Андрея Максимовича исчезло напряжение. Они счастливо улыбались, обнимая друг друга.
- Ну, что ж,  - поднял бокал Гера, - Софья Михайловна и Андрей Максимович, думаю, что у нас есть повод выпить за вас и вашу новую внучку.
Звон бокалов, смех и весёлая болтовня за праздничным столом продолжались до того момента, как хозяйка предложила перейти к десерту.
Буквально в считанные секунды на столе сменились приборы со столовых на десертные, а фужеры заменили чашками для чая. С нижнего яруса сервировочного столика переставили вазу со свежими фруктами – яблоками, грушами, виноградом, апельсинами, бананами и киви; вазочку с конфетами – карамельками и коробку шоколадных конфет. А из холодильника был доставлен белопенный торт, украшенный как мелким конфетти кусочками разноцветного желе. По кухне витал аромат натурального кофе - привезённого Герой из Эмиратов. Зёрна княгиня смолола на старинной немецкой ручной мельнице, а  сварила  их в арабской турке. Она разлила горячий напиток в две чашки и подала их Маше и Георгию. Себе и мужу княгиня налила зелёный чай.
В конце ужина чашки, из которых пили Гера и Маша, княгиня перевернула вверх дном на блюдца и незаметно отставила за занавеску на подоконник. Пока убирали со стола, она попросила Геру найти гитару, а князя -  принести коробку с лото. Гера предложил остаток вечера провести у него, перед камином. Так и сделали. Захватив бутылку вина и конфеты, сидя у «угасающего» камина они до позднего вечера играли в лото, пили вино, пели и слушали песни под гитару.
Князь и княгиня оказались поклонниками старинных романсов, а Гера – песен Лозы, Малежека, Антонова, Окуджавы и других авторов. Лера, сидя в кресле у потрескивающего «дровами» камина, с тихой радостью слушала песни, потягивая из бокала маленькими глотками красное вино, и ей казалось, что всё это происходит не с ней, что всё это сон. Сердце то начинало колотиться в необъяснимом волнении, то сжималось в лёгком страхе, что вот сейчас, ещё немного, и сон прервётся – прозвенит звонок будильника или входной двери и эта идиллическая картинка растает вместе с ночными грёзами.
После очередной партии в лото, Гера включил музыку и пригласил Машу на медленный танец. Георгий нежно прижимал девушку за талию, держа её правую руку в своей ладони. Медленно вращаясь в такт музыки, он прижался щекой к её волосам, глубоко вдыхая аромат духов. Приблизительно на половине танца он услышал, как князь, обращаясь к жене, попросил помочь ему выбрать вино в их домашнем баре и под этим предлогом старики ушли к себе, оставив молодёжь наедине.
Сделав ещё пару оборотов, Георгий крепче прижал Машу и, вдохнув аромат её волос,  поцеловал их. Девушка замерла в его объятиях, доверчиво прижавшись к широкой груди Георгия. Гера поцеловал её руку и положил себе на плечо. Теперь они уже медленно вращались под звуки следующей мелодии. Её руки лежали у него на плечах, а он крепко, но нежно сжимал  её тонкую стройную фигурку чуть выше талии. Гера наклонился к её уху и тихо прошептал:
- Ты не против потанцевать ещё?
- Не против.- эхом отозвалась она.
- Оставить эту музыку или включить что-нибудь поэнергичнее?
- На энергичные танцы у меня не хватит энергии.
- Ты устала? – он заглянул ей в лицо.
- Нет, просто энергичные танцы я танцую в дискотеках, когда компании большие. И когда настроение соответствующее.
- А какое у тебя сейчас настроение? – поинтересовался Георгий и легко коснулся губами её виска.
- Лирическое и немного сонное.
- Хочешь кофе?
- Нет, спасибо. А то потом точно усну. Кофе на меня действует как снотворное, как это не странно.
- Тогда вина?
- И вино тоже меня убаюкивает. Особенно если мне хорошо и спокойно.
- А тебе хорошо сейчас?
- Да.
- А со мной тебе хорошо? – спросил Гера и заглянул в глаза Маше.
- А как ты думаешь? – ответила вопросом она и посмотрела долгим немигающим взглядом. При этом губы её дрогнули и чуть приоткрылись.
Он с минуту смотрел  на её лицо, переводя взгляд с глаз на губы и обратно. Шумно вдохнув, он крепко сжал её в объятиях и прильнул к её губам. Маша обвила его шею руками, и они долго целовались, уже не слыша ни музыки, ни треска в камине. Палантин соскользнул с плеч Маши и упал на пол, но никто не обратил на это внимания. Гера долго и страстно целовал девушку, лаская руками её спину, плечи, руки. Маша отвечала на его поцелуи и ласки нерешительно, осторожно поглаживая его мускулистую грудь и широкие плечи. В долгом поцелуе она гладила его волосы, запустив в них пальцы.
В поцелуях Георгия было всё больше страсти, и теперь он целовал уже не только лицо девушки, но и её плечи, шею, руки. Маша ощущала, как бешено бьется его сердце, готовое вот-вот выскочить из груди. Её сердце эхом вторило ударам его сердца, но при этом ещё и замирало от волнения и страха перед неведомым. Она уже не различала где удар сердца Георгия, а где удар её собственного. По её телу разливался жар, а порой казалось, что её немного знобит и начинает слегка трясти от холода. В груди что-то сжималось как от страха перед экзаменом, а в животе вновь начала подниматься горячая волна.  Сильнее прижимаясь к Георгию, Маша ощущала напряжение его тела.
В порыве страсти Георгий крепко сжал Машу в объятиях, прижался к ней всем телом, и его рука скользнула к её груди. У Маши перехватило дыхание, но она почти не понимала, что происходит. Волна захлестнувших эмоций и новых ощущений не давали ей трезво оценивать происходящее. Словно пьяная, она стояла с полуприкрытыми веками, запрокинув назад голову,  целиком отдавшись новым ощущениям. Ноги её дрожали и подкашивались, но она на каком-то подсознательном уровне заставляла себя стоять, а не повиснуть без чувств на руках Георгия. Он легко скользнул ладонью по её груди, ощутив под платьем упругость молодого тела, но тут же ослабил объятия, боясь, что сделал девушке больно или напугал её своим напором. Его прикосновение к груди слегка отрезвило Машу, и она на миг отпрянула от Георгия, слегка оттолкнув его. Всё то же подсознание, ещё контролирующее слегка помутившееся сознание, сработало, как рефлекс при прикосновении с горячим или с острым. Не отдавая себе отчёт в том, что же всё-таки произошло, Маша чуть нахмурилась, пытаясь понять что именно случилось? Этот жест Георгий расценил как то, что он обидел, а может и оскорбил девушку.
Испугавшись того, что этот порыв страсти мог подорвать к нему доверие девушки, которое только-колько начала проявлять Маша, он резко опустился перед ней на колени, обхватив руками её бёдра и уткнулся лицом в её живот. Так делают маленькие дети, ища поддержки или защиты у взрослых. Гера сделал это не сознательно. Просто он испугался, что поддавшись неконтролируемой страсти, он напугал Машу и она сейчас развернётся и уйдёт, как вчера, когда он предложил вернуться к нему.
- Прости! – почти простонал Гера, упершись лбом в живот Маши и обхватив руками её стан.– Прости, я не хотел тебя обидеть... ты сводишь меня с ума и я не соображаю что делаю. Рядом с тобой я ни очём не могу думать, кроме как о тебе. Ты стала моим наваждением. Моей болезнью, от которой я не желаю лечиться. Я... – он на мгновение запнулся, поднял голову и посмотрел на Машу.
Она смотрела на Георгия растеренно, так и не осознав за что он просит у неё прощение: за страстные обятия и поцелуи? Но почему? Её широко раскрытые глаза смотрели на него удивлённо, но спокойно. Маша поняла одно, что Гера пытается сказать ей что-то очень важное и поэтому старалась сосредоточиться на смысле его слов. Она машинально провела пальцами как гребнем по его волосам и попыталась улыбнуться.
- Машенька, Маша! – ещё крепче прижался к ней Гера,  - Я ...
- Не проси прощения за то, в чём тебя не обвиняли... – загадочно прошептала девушка и наклонившись,  нежно коснулась губами губ Георгия.
От этого короткого поцелуя у Георигя перехватило дыхание и он лекго подхватил Машу на руки. Их губы слились в поцелуе...

* * *
Георгий сделал несколько шагов с драгоценной ношей на руках и лишь на мгновение оторвался от губ девушки, чтоб не промахнуться мимо дверного проёма.
- Я, наверное, пойду лучше. Пора спать. – услышал он неуверенный голос Маши.
Гера остановился и внимательно посмотрел ей в глаза.
- Ты хочешь спать?
- Нет, но так, наверное, будет лучше...
- Как будет лучше? Я что-то сделал не то? Обидел?
Маша аккуратно соскользнула с рук Георгия, но он по-прежнему придерживал её обеими руками за талию, боясь, что она опять уйдёт. Девушка легко положила свои руки ему на грудь и заглянула в растерянно вопрошающие глаза:
- Я боюсь, что мы опять спешим. И вообще… - она помолчала, подбирая слова.  – Я боюсь.  – прошептала Маша, наклонив голову и виновато пряча глаза.
- Меня боишься?
- Себя!
- ...?!
- Я боюсь того, что чувствую. Для меня всё это ново и я не понимаю, что происходит со мной. А то, чего я не понимаю, я того боюсь...
Маша низко наклонила голову, стараясь не смотреть на Георгия, чтобы он не заметил, что по щеке потекла слеза. Она попыталась незаметно её смахнуть, но в этот момент Гера крепче прижал девушку одной рукой, а другой поднял её лицо, придерживая под подбородок. Заметив влажные дорожки на щеках он растерялся и его охватила волна нежности:
- Глупышка, - прошептал он, легко и нрежно целуя мокрые щёки и губы девушки, - всё будет хорошо. Я не сделаю того, чего ты не захочешь.
Маша молча покивала головой в знак согласия и прошептала:
- Ты только не торопи меня, ладно? Мне хорошо с тобой, но я не уверена пока ещё, что хочу продолжения...
- Ты не хочешь продолжить вечер?
- Нет, я хотела сказать, что не готова пока перейти ... – Маша запнулась, подбирая слово, - ... Давай пока остановимся, потому, что с такими темпами мы можем сделать то, о чём потом, возможно, пожалеем. А я не хочу жалеть о случившемся. Я хочу быть уверенна в своих чувствах, в своих ощущениях и своих желаниях. Жизнь одна и я не хочу, чтобы в ней были моменты, за которые потом будет стыдно перед самой собой. Ты понимаешь меня? – Маша заглянула с тревогой в глаза Георгия.
Он слушал её с нескрываемой нежностью и восхищением. Усмехнувшись, он поднял руку в пионерском салюте и торжестенным голосом произнёс:
- Клянусь, что постараюсь, чтобы ты ни о чем не пожалела. Клянусь, что не сделаю ничего против твоей воли или без твоего согласия!
- Ты дурачишься?! Для тебя всё это шутка? – непонимая, обижаться или нет, спросила Маша.
- Нет. Я вполне серьёзно! – Георгий взял её за плечи  и серьёзно добавил, - Машенька, всё будет так, как захочешь ты. Если ты сейчас захочешь уйти, я пойму... но если ты останешься, то я обещаю, что не стану торопить события. Я дам тебе время, сколько сочтёшь нужным,  чтобы ты могла разобраться в своих чувствах и желаниях.
Девушка с благодарностью чмокнула его в щёку и прижалась, положив голову на прижатые руки к его груди. Гера поцеловал её в лоб и прошептал:
- Ты только думай побыстрее, пока я не состарился...
- Хорошо. – усмехнулась она в ладошки,  - постараюсь не долго копаться в себе.
- Ну, а пока ты решаешь в какую сторону идти дальше, может, мы закрепим пока то, что уже прошли?
- А что мы прошли? – не поняла Маша и подняла голову.
- А мы уже дошли до стадии осознанных, а не случайных поцелуев. И по-моему, это у нас неплохо начало получаться. Если мы ещё сегодня потренируемся, то и совсем отлично получится... закрепим успех?
- Только поцелуи! Обещаешь?
- Клянусь! – отсалютовал Георгий.
Он прижал её к стене у двери и целовал нежно и пылко. Через какое-то время Гера подхватил Машу на руки и отнёс на диван в кухне, но её делано строгий взгляд и предупреждение: „Сегодня только поцелуи!” заставили Георгия обуздать свою страсть. „Детский сад!” – подумал Георгий, но спорить и настаивать не стал. Утомлённые бесконечными и разнообразними ласками и поцелуями, они так и уснули под уторо в объятиях друг друга.
Через три или четыре часа Георгий проснулся от того, что рука, на которой спала Маша затекла. Осторожно вытащив руку и подложив под голову девушки диванную подушку, Гера ещё долго любовался ею. Он даже попытался представить как бы выглядела их маленькая дочурка. „Она будет похожа на Машу, такая же нежная, хрупкая, с большущими карими глазёнками...” – думал он глядя на улыбающуюся во сне девушку, и вдруг поймал себя на мысли, что думает о ней, как о своей жене, что хочет засыпать и посыпаться рядом именно с ней, с Машей, что хочет иметь от неё детей, что хочет заботиться о ней и постарается сделать её счастливой.
Гера нежно погладил пальцами щеку Маши и она улыбнулась во сне. „Безмятежный сон младенца! Да она и наивна как ребёнок... Ну, „прямо-таки непуганый заповедник” – как сказал бы Серёга”. Он поднял голову, посмотрел на ходики и аккуратно, чтоб не разбудить девушку, встал, укрыл её пледом и остановил настенные часы, где через пару-тройку минут кукушка должна была откуковать восемь раз. Тихонько прикрыв дверь на кухню, Георгий сначала пошёл в ванную, потом сделал несколько звонков и вышел из дому.
Через час Маша проснулась от запаха свежесваренного кофе и тихого щелчка захлопнувшейся входной двери. Открыв глаза, она увидела на столе поднос, на котором стояли хрустальный бокал с великолепной белой розой, а рядом чашка горячего шоколада с французской булочкой и стакан апельсинового сока. Из комнаты доносились звуки музыки. Приподнявшись, Маша заметила на стуле у двери махровый розовый халат и пару атласных тапочек рядом на полу. Прикрыв двери, девушка выскользнула из платья, надела халат, тапочки и украдкой, чтоб не попасться на глаза Георгию, проскользнула в ванную. Там она заметила пару новых розовых махровых полотенец, розовую зубную щётку в стакане и небольшую корзинку из соломки с туалетными принадлежностями. Сверху лежала записка, написанная ровным почти каллиграфическим почерком:
«Я так и думал, что ты сначала пойдёшь сюда… Ванная в твоём полном распоряжении, не стесняйся, меня нет дома. Я ненадолго отлучился по делам, скоро вернусь, но у тебя есть полчаса или чуть больше. Пену для ванны, шампунь и прочее – найдёшь в этой  корзинке. Фен для волос в правом ящичке маленького сундучка. Не скучай. Перекуси – я сварил шоколад.
                                                                                     Г.
Р.S.Надеюсь, размер халата и тапочек угадал…»
Маша прижала к груди полотенце, взяла из корзинки брусок мыла и понюхала. Размеры ванной-корабля ещё в прошлый раз озадачили Машу, и она решила воспользоваться душем. Через пятнадцать минут она уже снова была в халате, с полотенцем на голове и пила на кухне кофе. Звуки тихой музыки, которую Георгий включал в новогоднюю ночь и прошлым вечером напомнили ей о его сильных руках, нежных губах и страстных поцелуях. Усмехнувшись своим приятным воспоминаниям, она потянулась к розе и вдохнула её аромат… «Так бывает только в кино!» - пробормотала Маша, взяв стакан с соком и встав из-за стола. Она не спеша пошла по квартире, рассматривая апартаменты.
Рассматривать, в общем-то, было нечего, так как квартира находилась в стадии ремонта. Из трёх комнат две вообще ещё стояли пустые. Зал, в котором пару дней назад она встречала новый год, в лучах яркого солнечного света, заливающего комнату через стеклянный угол комнаты, показался просто огромным и пустым из-за практически отсутствовавшей мебели. Подойдя к балконной двери, Маша заметила на заметённой терассе следы – её и Георгия. Вспомнив их первый поцелуй под канонаду фейерверка, она задумчиво улыбнулась. Отхлебнув глоток сока, девушка обратила внимание на открывающуюся за окном панораму. Чем дольше она её рассматривала, тем тревожнее становился её взгляд. Казалось, что она пытается и не может что-то вспомнить. Хлопнувшая в прихожей дверь заставила Машу вздрогнуть. Она обернулась на стук приближающихся шагов. Из прихожей раздался голос Софьи Михайловны:
- Доброе утро! Ты уже встала? – старушка улыбнулась, увидев Машу в комнате.
Маша покраснела при её появлении. Ей было неудобно перед стариками за то, что она не пришла ночевать. И хоть ночью между ней и Георгием ничего, кроме поцелуев не было, ей было неловко при мысли, что Софья Михайловна и Андрей Максимович могли подумать, что она слишком быстро осталась на ночь у малознакомого мужчины. Маша не собиралась оправдываться или извиняться, понимая, что это её личное дело, да и старики не потребуют от неё такого отчёта, но всё же, некоторая неловкость ситуации смущали её…. Она виновато улыбнулась Софье Михайловне в ответ и пробормотала приветствие: «Утро доброе!»
- Звонил Гера, - продолжала княгиня всё так же приветливо, - просил предупредить, что он задержится ещё на час-полтора – какие-то проблемы.
- Какие проблемы? – растерянно поинтересовалась Маша.
- Сказал, что потом всё расскажет, как вернётся.  – Софья Михайловна окинула машин наряд, добавила,  - Я принесла твой костюм. Переодевайся, и пойдём к нам, там с тобой хотят поговорить…
- Кто?
- Не пугайся. Придёшь – увидишь. – успокоила её княгиня.